• Ориенталистика
• 2018 год
• Том 1, № 2

Статья продолжает тематику монгольских шахмат середины XIII в., начатую в предыдущем номере. Представлено источниковедческое описание сохранившихся шахматных фигурок и обоснование датировки предметов периодом военного похода Хулагу-хана (1217-1265) на Ближний Восток. Шахматные баталии служили не только для тренировки ума, но и для отработки боевых действий на поле брани. Изготовители шахмат, художники и их заказчики часто отображали в шахматной миниатюре вполне конкретные исторические события и лица, поэтому фигурки королей иногда оказываются портретами известных монархов. Учитывая буддийский стиль скульптур, вероятно, в качестве ноёна был изображен Угэдэй-хан (1186-1241), построивший столицу монгольской империи Каракорум (Хархорин) в долине реки Орхон.

• буддийское изобразительное искусство
• миниатюрная скульптура
• образ монгольского воина XIII века
• портрет Угэдэй-хана
• тамги
• шахматные фигурки
• Buddhist art
• chess figures
• miniature sculpture
• Mongolian warrior of the 13^th century
• Ogаdаi Khan
• the image of

Методология исследования

В нашей статье [1] было показано, как трансформировался внешний облик и форма фигурок шахмат в зависимости от историко-культурных условий в странах и регионах, где эта игра была адаптирована. И самые древние экземпляры в мире, датируемые II-VII вв. н. э., и технологически совершенно новые образцы мировых шахмат, несут признаки своей эпохи и своей культурной среды, будучи изделиями мастеров определён­ной художественной традиции. Исследователи шахмат как предметов декоративно-прикладного искусства используют для определения вре­мени их создания методы исторического и формального искусствоведче­ского анализа [2-7 и др.]. Подтверждением достоверности исторических гипотез служат типологически сходные археологические материалы, датируемые возрастом культурного слоя находки, а также аналоги из крупнейших музейных коллекций [6; 8-14].

Были использованы естественно-научные методы исследования для определения химического состава материалов, в частности, спектраль­ный анализ позволил определить состав металлического сплава иссле­дуемых фигурок. Помогающий определить возраст изделия радиоугле­родный анализ в нашем случае неприменим, так как для его использова­ния необходимо наличие сохранного органического материала того же возраста, что и исследуемый предмет.

К истории происхождения предметов

Пять металлических миниатюрных скульптур (рис. 1), представляю­щих собой фигурки монгольских шахмат, хранились в течение более 700 лет в ингушском роде Хамзата Тархановича Гарданова из шахара / тукхума Цечой Ахке (ср. монг. Цацу ах тухумын айл).

Удивительный факт сохранности столь древних предметов объясня­ется многими историческими и этнографическими причинами.

1. Фигурки хранились в течение 19 поколений и передавались как фамильная святыня младшему из сыновей, последним из которых был Хамзат (1951-2016). Патриархальная традиция наследования семейного очага и ценностей, родительского дома младшими сыновьями сохраня­ется у ингушей до сих пор. Такая традиция наследования отчины млад­шим в семье принята и у монголов, согласно этому обычаю коренной улус Чингис-хана, территорию Монголии, наследовал ханский отхон (букв. - хранитель [родового] огня), т. е. младший сын Тулуй.

2. Род Хамзата Гарданова - тукхум Ценой Ахке ведёт свою линию пре­емственности со времён, когда территория современной Ингушетии входила в состав Великого Монгольского государства, а именно объеди­нение алан в улусе старшего из сыновей Чингис-хана Джучи (1182-1227) (Золотая Орда). В Средневековье предки ингушей, наряду с предками современных чеченцев, карачаевцев, балкарцев и осетин, входили в пле­менной союз алан. Алания и весь Северный Кавказ были завоёваны монголами и включены в состав улуса Джучи в 1238-1240 гг., то есть во время правления первого преемника Чингис-хана, его третьего сына Угэдэй-хана (1186-1241).
3. Северный Кавказ находился на стыке владений джучидов и хулагуидов. После смерти Мункэ-хана (1208-1259) территория отошла к ведению Хулагу-хана (1217-1265), младшего сына Чингис-хана. Кавказцы участвовали в походе монголов под предводительством Хулагу на Ближний Восток, в том числе и Аравию. Хулагу выдвинулся из Каракорума в 1253 г. и продвигался очень медленно, расширяя завоевания Западной Азии. Поход на Сирию он начал в сентябре 1259 года, уже наладив управ­ление в захваченных областях [15, с. 17-92].

4. Первым владельцем данных шахмат был Хумейд мин Насибил Куреш, основатель родового древа; потомки помнили его как оставшего­ся в Аравии. Похоже, он был одним из участников похода монгольских объединённых войск на Ближний Восток. Очевидно, он должен был быть в 1253-1259 гг. не только фертильного, но и «призывного» возраста. Учитывая то, что в Средневековье шахматы были игрой царей и полко­водцев, Хумейд мин Насибил Куреш явно относился к правящей знати Золотой Орды. Нам ничего не известно о его дальнейшей судьбе, но, воз­можно, сведения обнаружатся в аравийских источниках. Наследник Хумейда, его сын Моаз, мог быть рождён как при отце, так и в год его отъезда, предположительно в 40-50-е годы XIII в.
5. Стиль изображения фигурок - монгольский буддийский. В течение долгих поколений это не вызывало религиозного отторжения у ингу­шей, поскольку до XIX в. они сохраняли древние языческие обычаи и обряды. Ислам, запретивший изображения живых существ, стал прони­кать к ингушам в XVI в. через чеченские и дагестанские земли; заверши­лась исламизация лишь во второй половине XIX в. Таким образом, последние полтора века наследие должно было храниться в строжайшей тайне от посторонних единоверцев.
6. Согласно свидетельству Хамзата, предметы считались обладающи­ми магической защитной силой. Именно поэтому Тархан, отец Хамзата, сохранял их при себе даже в ссылке, когда ингушей депортировали по сталинскому указу в 1944 г. в Казахстан «за пособничество фашистам». По воспоминаниям Хамзата, родители хранили фигурки завёрнутыми в ткань и доставали в исключительных случаях; например, заболевшим детям давали немного поиграть фигурками, подержать их в руках, что должно было способствовать выздоровлению, затем их снова прятали³.
7. Функциональное и содержательное значение предметов было начисто забыто; фигурки хранились в семье Хамзата как древняя, дра­гоценная реликвия, члены семьи искренне полагали, что они золотые. За отсутствием наследников Хамзат незадолго до смерти сдал фигурки на хранение в Фонд возрождения памятников истории и культуры Республики Ингушетия (далее Фонд), где они значились как «золотые печати».

Линия передачи предметов в ингушской семье

При сдаче предметов на хранение в Фонд владелец сопроводил их родословным списком своей семьи, записанным им со слов родителей. Родословные списки передаются у ингушей устно от отцов к детям и зау­чиваются наизусть. Подобная традиция свойственна многим восточным народам, в том числе и монголам, которые и поныне сохраняют обычай держать в памяти имена предков, по меньшей мере, от семи колен⁴. Начинается отсчёт от Хумейд мин Насибил Куреша, который остался в Аравии, список содержал 18 колен, Хамзата 1959 года рождения и умер­шего 16 марта 2016 г. от инфаркта, мы вписали 19-м, так как он был последним отхоном своего родового древа:

1. Хумейд мин Насибил Куреш: Моаз
2. Моаз: один сын Нарт
3. Нарт: Бур, Хамг, Урузби, Батиг, Сескат
4. Бур: Борг, Чупи
5. Борг: Цечо
6. Цечо: Цехк
7. Цехк: Илдер
8. Илдер: Бок, Бей, Хард
9. Хард: Хаздар
10. Хаздар: Кастымыр
11. Кастымыр: Бекбот
12. Бекбот: Гулмут
13. Гулмут: Алхаст
14. Алхаст: Кубатор
15. Кубатор: Абдул-Азим
16. Абдул-Азим: Илез
17. Илез: Тархан
18. Тархан: Ахмед-хан, Магомед-хан, Темерлан, Хамзат,
19. Хамзат: нет детей.

Описание шахматных фигурок

Миниатюрные скульптурки отлиты из многокомпонентного сплава на основе меди, её высокое содержание со значительной примесью цинка позволяет определить сплав как латунь. Процентное содержание меди, цинка, железа, свинца, олова, никеля, в двух из пяти фигурок также марганца, в каждом из предметов различно. Это отражается на цвете фигурок - все они имеют разные оттенки. Фигурки животных - два вер­блюда и два коня, не идентичны, несколько отличаются по размеру, оформлению, цвету и весу (табл. 1).

Все фигурки имеют сходные, но не идентичные постаменты прямоу­гольной формы с углублением на дне. Это делает их похожими на традици­онные для Востока набалдашники печатей, что послужило причиной оши­бочной трактовки поздних владельцев, принимавших фигурки за древние печати. Благородный золотистый цвет высококачественной латуни (не зря этот сплав древние римляне называли златомедью) также давал повод считать, что предметы отлиты из драгоценного металла. Характерная про­дольная полоска на скульптурках, разделяющая их на две половинки, сви­детельствует об использовании древней технологии литья с разъёмных земляных форм, в которых делался оттиск деревянной матрицей.

Художественная общность моделировки, форма и размер скульпту- рок, высота которых составляет от 3,8 до 5,2 см, соответствует традици­онной форме монгольских шахмат (монг. татар), хорошо известных по образцам монгольских, тувинских, бурятских изделий в коллекциях многих музеев России, Монголии, Китая и других стран. Большинство известных шахматных наборов относятся к периоду ХХ в., реже ХК в. Более древние экземпляры являются исключительной редкостью. Монгольских шахмат эпохи Великой Монгольской империи (монг. Их монгол гурэн) до сих пор не было обнаружено, хотя в письменных и изо­бразительных источниках есть свидетельства о том, что средневековые монголы играли в шахматы.

Эта игра глубоко укоренилась среди монгольских народов многие века назад и сохраняет свою популярность поныне. Изготовление шах­матных фигурок было одним из распространённых видов художествен­ного ремесла, чаще всего это были резные деревянные, костяные, реже каменные или металлические изделия. В представленных вниманию читателя предметах особенно колоритный характер монгольской народ­ной скульптуры имеют изображения лошадей и верблюдов, традицион­ных пастбищных животных Монголии.

Фигура 1 - конь (монг. морь, хулэг). Шахматная фигурка «конь»

Латунь, литьё. Вес 61 гр. Высота 38 мм. Постамент 8х27х14мм.

Скульптурка изображает монгольского коня, коренастого, крепкого, с короткими ногами и большой головой. Голова повёрнута вправо, уши стоят торчком, огромные глаза обозначены вырезанными кружками (рис. 2.1). Мохнатая длинная грива заброшена на левую сторону и свиса­ет ниже колен (рис. 2.2). Круп круглый, спина широкая, хвост пушистый, длинный, достигает копыт (рис. 2.4). На гриве и хвосте выбит рисунок ёлочкой, так выглядят заплетённые волосы лошадей (монг. хулэг), уча­ствующих в скачках (рис. 2.2, 2.4). Постамент четырёхугольный, в доныш­ке есть углубление (рис. 2.3); украшен плоскими, широкими лепестками лотоса, как лотосовый трон буддийских божеств.

Скульптор замечательно реалистично передаёт характер монголь­ской лошадки, выносливой, неприхотливой, умной и надёжной помощ­ницы кочевника. В наклоне головы мастерски изображено её послуша­ние хозяину и готовность ко всем суровым поворотам жизни.

Фигура 2 - лошадь (монг. морь, гуу). Шахматная фигурка «конь»

Латунь, литьё. Вес 51 гр. Высота 9 мм. Постамент 5х24х14 мм.

Вторая фигурка - также изображение коренастой, крепкой, с коротки­ми ногами и большой головой монгольской лошади. Голова повёрнута вправо, уши прижаты, глаза обозначены большими вырезанными кружка­ми. Мохнатая длинная грива свисает на левой стороне ниже колен лошади (рис. 3.2). Круп круглый, спина широкая, хвост пушистый, длинный, свиса­ет до копыт (рис. 3.4). На гриве и хвосте выбиты полоски, имитирующие конский волос. Фигурка выглядит немного тоньше, чем предыдущая, вероятно, изображена кобылица. Цвет сплава золотистый (содержит 35,83 % цинка, больше, чем все остальные фигурки, см. табл. 1).

Скульптор замечательно передаёт характер монгольской лошади, скромного, выносливого, умного и надёжного друга кочевника. В накло­не головы мастерски изображено её послушание хозяину и готовность ко всем суровым поворотам кочевнической жизни. Постамент четырёх­угольный, с углублением донышка, украшен плоскими, широкими лепест­ками лотоса, как лотосовый трон буддийских божеств (рис. 3.1, 3.2).

Фигурка 3 - верблюд (монг. тэмээн, буур). Шахматная фигурка «слон»

Латунь, литьё. Вес 55 гр. Высота 42 мм. Постамент 7х20х17мм.

В Монголии шахматная фигурка слона превратилась в верблюда не случайно. Верблюды, так же как слоны в Древней Индии, в аридных зонах использовались как боевые животные. Фигурка 3 представляет собой двугорбого верблюда бактриана (лат. Camelus bactrianus). Монгольские резчики парные шахматные фигурки изображают обычно как самца и самку. Очевидно, что это самец (монг. буур), с задранной вверх мордой и открытой пастью, он ревёт, угрожая соперникам, и созы­вает самок, распространяя свои феромоны поднятым хвостом с пуши - стой метелкой на конце (рис. 4.1; 4.2; 4.4). Передние и задние ноги сведе­ны вместе, он как бы слегка отклонился на задние конечности. Подобную стойку можно наблюдать во многих экземплярах шахматных фигурок более позднего времени. У верблюда густая, высокая грива, мощный шерстяной подгрудок, два горба толстые и высокие с густой опушкой, мохнатые шаровары на передних ногах. Изображение динамичное, очень реалистичное. Прекрасно отражены дикие повадки сильного самца.

Постамент четырёхугольный, украшен плоскими, широкими лепест­ками лотоса, как лотосовый трон буддийских божеств. Донышко имеет углубление по форме постамента (рис. 4.3).

Фигура 4 - верблюдица (монг. тэмээн, ингэн). Шахматная фигурка «слон»

Латунь, литьё. Вес 49 гр. Высота 38 мм. Постамент 8х20х15мм.

Вторая фигурка шахматного «слона» также изображается в форме двугорбого верблюда (лат. Camelus bactrianus). По сравнению с первым верблюдом она несколько меньше по размеру и имеет более тонкую кон­ституцию, вероятно, это верблюдица (монг. ингэн). У верблюдицы мень­ше шерстяной покров, грива и шаровары, нежели у фигурки самца (рис. 5.1; 5.2). Тело более тонкое, цвет металлического сплава имеет красноватый оттенок, благодаря большей примеси цинка (почти 33%, см. табл. 1). Верблюдица изображена стоящей ровно, спокойно, с горде­ливо поднятой головой, четыре ноги стоят прямо, хвост поднят вверх, прижат сзади к высокому горбу (рис. 5.3).

Постамент четырёхугольный, с углублением донышка, украшен пло­скими, широкими лепестками лотоса, как лотосовый трон буддийских божеств (рис. 5.4).

Фигура 5. Ноён. Шахматная фигурка «король»

Цельное литьё. Латунь. Вес 144 гр. Высота 52 мм.

Постамент прямоугольный 27х23 мм. Ширина спинки трона 35мм.

Дно с углублением в виде двускатного конуса глубиной 20 мм.

И наконец, шахматная фигурка «король» изображает монгольского воина, сидящего на троне с высокой спинкой, в средневековом боевом облачении, но без оружия. Мужчина зрелого возраста, с густыми усами, ярко выраженными монгольскими физиогномическими и антропологи­ческими чертами, сидит со скрещёнными ногами. Спереди виден загну­тый носок монгольских сапог, в которые он обут (рис. 6.1). Голова воина слегка выдвинута вперёд, как часто можно наблюдать у шахматных ноё- нов. На голове шлем с рельефными ободами, высоким пышным плюма­жем и бармицей, прикрывающей шею и плечи сзади (рис. 6.2). Лобная часть шлема украшена круглым значком на рельефе в форме диадемы (монг. нуман товгор).

У него широкое лицо с высокими скулами, крупными чертами, круглый нос с низкой переносицей. Глубокие носогубные складки свидетельствуют о немолодом возрасте. Голова слегка наклонена вперёд, взгляд полуопущен (рис. 6.2; 6.3). Весь его вид выражает глу­бокую погружённость в нелёгкие думы.

Строгая симметричная композиция, постамент, напоминающий буддийский трон, поза отдыхающего царя (санскр. radjasana) создают облик, похожий на Будду, и, хотя боевые доспехи напомина­ют о ратных подвигах воина на поле брани, он изображён без оружия.

Фигура изображает человека крепко­го телосложения, коренастого, невысоко­го роста, но физически сильного, закалён­ного в боевых походах, со стойким муже­ственным характером. Руки лежат на коленях в замке, левая ладонь покрывает правый кулак. Доспехи средневекового монгольского воина изображены реали­стично и выразительно, они соответству­ют показаниям археологических и искус­ствоведческих исследований учёных [19].

Тело защищено кольчугой (монг. хуяг), прямоугольные, поперечные пластины которой чётко выделены спереди, на животе. Грудь и плечи покрыты 4-лепестковой пелериной-горжетом (монг. цээжэвч). Руки от кистей до локтей защищены наручами. На бармице и наручах высечен узор из косых крестов (рис. 6.7; 6.8). Круглый значок, такой же как на шлеме, обозначен спереди на гор­жете и на наручах (рис. 6.7; 6.8).

На изображении скульптур- ки сбоку виден плащ, наброшен­ный на плечи воина и свисаю­щий крупными драпировками, так обычно в буддийской скуль­птуре изображаются мантии лам (рис. 6.5; 6.6; 6.8).

Постамент, трон короля, выполнен на восточный манер, без ножек, оформлен как буддий­ский трон-лотос с широкими плоскими лепестками, обращён­ными вниз; на сиденье спереди просматриваются слои подушек (монг. олбог). Спинка трона имеет форму, характерную для буддийских портативных киотов (монг. гуу). Она вытянута в центральной части под форму пяти лепестков, традиционно это делалось в подражание листу священного дерева Бодхи. Такая форма тронов у буддийских божеств создаёт визуальный ореол вокруг тела, передаю­щий его сияние, ауру (санскр. prabhamandala). Происхождение данной конфигурации восходит к архитектурным формам ворот древнеиндий­ских храмов, от которых открывался вид на изображение божества в алтарном центре зала (рис. 6.9).

Нижняя часть скульптуры частично полая, благодаря чему видна цельность литья фигурки вместе с постаментом, а ровные внутренние стенки являются показателем высокого литейного качества (рис. 6.10).

На спинке трона с тыльной стороны отпечатан рельеф знамени мон­голов, бунчука из конского волоса с трезубцем на вершине (рис. 6.9). Бунчужное знамя имеет чрезвычайно важное значение в истории монголов эпохи Чингис-хана, оно стало символом духа великого правителя и монгольской государственности, поэтому имеет смысл рассмотреть вопрос подробно. У монголов есть два бунчужных штандарта - чёрный и белый. Какое из них изображено за спиной шахматного ноёна?

Война и мир в символике монгольского знамени

Самыми древними на земле знамёнами служили шкуры зверей, и истоки возникновения знамён и флагов кроются в древних охотничьих обычаях подносить шкуры добытых животных духам природы, хозяевам земли и небес. С возникновением неравенства и войн знамёна использо­вались как знаки различия и символы общности социальных единиц. Бунчуки из конского волоса являются одними из древнейших форм бое­вых штандартов.

Об огромном значении великого чёрного четырёхбунчужного зна­мени в победоносных завоеваниях Чингис-хана (1162-1227) говорится в письменных источниках и устной традиции монголов. Свирепое чёрное знамя (монг. догшин хар туг) высту­пало символом чёрного духа, великого гения-хранителя (монг. сулд) войны. В тексте «Сокровенного сказания монго­лов» 1240 г. чёрное знамя (монг. Их хар сулд) упоминается в связи с молитвой Чингис-хана Вечному Синему Небу о свершении священной мести за ковар­ное убийство его отца Есугэй-багатура, с ритуалами 1202 и 1204 гг. перед нача­лом его сокрушительных побед, описани­ем ритуала жертвенного кропления, про­ведённого Жамухой, побратимом Чингиса [20, §§ 106, 170, 181, 149].

Чёрный четырёхбунчужный штан­дарт состоит из большого центрального бунчука, которое всегда хранится на родине, и четырёх штандартов-послов, так называемых «ног», которые могут сопровождать войско в походах, хранят воинов, преумножая и распространяя их удаль в четырёх сторонах света. Навершием флага служит плоское острие, закре­плённое на серебряной сфере в форме монголь­ской юрты (рис. 7.2).

Острие на знамени сим­волизирует единство воинского братства, его концентрацию на дости­жении цели. Сакральное значение острия меча на знамени войны вполне соответствует древним традициям кочевников, что было зафиксировано о. Иакинфом (Бичуриным): «Известно, что мечу поклонялись скифы и приносили ему жертво­приношения как воплощению бога войны. Культ меча присущ и северным хунну [22, с. 94].

Изображение средневекового знамени монголов есть в иллюстрациях к «Джами ат-таварих»: Хулагу-хан со своей армией, где есть знаменосец с бунчуком (рис. 7.1) и осада города монголами с использованием камнемёт- ной башни.

Исследованию культа чёрного знамени монгольские авторы Эрдэнэбат и Мягмарсамбуу посвятили целую монографию, в которой есть подробные описания технологии его изготовления и символики. Древко крепится на круге со сферой в центре, дерево для него добыва­лось в лесах священных гор. На круге делается 81 отверстие, куда продевается и закрепляется конский волос. Число 81 есть 9-кратное количе­ство сакрального множества 9. Девятка самое большое однозначное число, оно означает всеохватность и полноту. Вертикальное древко озна­чает связь земли и небес, дарующих свою защиту воинам. Для изготовле­ния бунчука собирают волосы из грив 1000 лучших жеребцов вороной масти со всех уголков страны. Ритуал почитания чёрного знамени прово­дят в 9, 19, и 29 лунные сутки, дни божества войны. Всё это должно наде­лить чёрный штандарт сверхъестественной мощью и энергией победы [23; 24, х. 22-29]. Ритуал поклонения боевому знамени являлся общевой­сковым, включал в себя кроме жертвенных подношений также построе­ние, проверку готовности оружия, лошадей, снаряжения, согласование действий всех подразделений с помощью переклички, речёвок, барабан­ных ритмов и т. п. Форма, цвет, числовые значения элементов чёрного штандарта символизируют силу, единство, отвагу воинов [24, х. 69-71].

Белый штандарт явля­ется знаменем мирного вре­мени и «белых» свершений. В «Сокровенном сказании» говорится: «в год барса состоялся сейм и собрались у истоков реки Онона. Здесь воздвигли девятибунчуж­ное белое знамя и Темуджина нарекли Чингис-ханом» [20, § 202]. Это событие 1206 г. нашло отражение в иллюстрациях к «Джами аттаварих» (рис. 8.1; 8.2). Хотя на персидской миниа­тюре белое знамя изображе­но не полностью и несколь­ко похоже на опахало, так как наклонено в сторону владыки, но форма бунчука прорисована очень чётко.

Китайский источник «Мэн-да бэй-лу» по поводу знамён у монголов сообщает следующее: «Что касается [личной] церемониаль­ной гвардии при Чингисе, то [в ставке Чингис-хана] водружается большое совершенно белое знамя как [знак] отличия. Кроме этого, нет никаких других бунчуков и хоругвей. Только зонт также делается из красной или жёлтой [ткани]» и далее: «Ныне у го-ва­на водружают только одно белое знамя с девятью хвостами. Посередине [знамени] имеется чёрное [изображение] луны. Когда выступают с войсками, то разворачивают его]» [25, л. 16а]. Это свидетель­ство очевидца событий, датируемое 1220-1221 г.

Судя по рисункам тебризских художников, которые довольно точно отображали реальные исторические предметы, форма белого и чёрного знамён была до какого-то периода времени одина­кова, они были увенчаны остриями мечей, но отли­чались цветом и количеством бунчуков.

Современная реконструкция белого штандарта отличается не только цветом и количеством бунчу­ков, но и конструктивными элементами. Белое 9-ножное знамя увенчивается трезубцем, три языч­ка которого трактуются как знаки огня, процвета­ния и благоденствия государства. По мнению Мягмарсамбуу, само белое знамя является поздней трансформацией первоначального великого чёрного 4-бунчужного знамени под влияни­ем буддийского предпочтения белого цвета, а появление трезубца он ассоциирует с тантрическим божеством Махакалой, одним из атрибутов которого является трезубец, символ Трёх буддийских драгоценностей - Будды, Дхармы и Сангхи. Ссылаясь на монгольские архивные источники 1874 г., автор говорит, что чёрное знамя называли знаменем Махакалы со времён принятия Хубилай-ханом буддизма (в традиции школы сакья), в которой Махакала является главным хранителем учения [24, с. 61-64].

Белое знамя (монг. Ёсон хулт цагаан сулд, букв. - Девятиножный белый дух) состоит из главного в центре и восьми малых по сторонам так называемых «послов» или «ног». В процессе его изготовления также участвовало всё население, волосы для бунчуков поставлялись из грив лучших белых скакунов со всех уголков страны. Цветовая символика белого цвета и символика числа 9 говорят о светлых деяниях, мирном и совершенном благоденствии, радостном единении народа (рис. 9.1; 9.2).

Итак, белое девятибунчужное знамя выступает знаком присутствия верховного правителя монгольского государства. Во время жизни Чингис-хана навершием знамён и чёрного, и белого служило острие меча, само знамя было сакральным символом духа правителя. После кон­чины Чингис-хана восемь главных реликвий, ассоциированных с основа­телем империи, стали храниться в «восьми белых юртах», вокруг кото­рых возникла сложная культовая система. Первой из реликвий значи­лось знамя Чингис-хана. Судя по всему, изменение навершия у белого знамени произошло в период правления ближайших потомков Чингиса. Есть основания предполагать, что это произошло ещё до утверждения знамени Махакалы Хубилай-ханом, занявшим престол великого хана в 1259 г. Велика вероятность, что это произошло в годы правления Мункэ- хана (1251-1259). Мункэ Знак трезубца был тамгой-печатью Мункэ-хана и его влиятельнейшего сына - Хулагу-хана, потомков Тулуя, наследников коренного улуса Чингиса (рис. 9.3). Трезубец со скруглёнными боковыми зубцами известен по монетам Ильханата (1256-1335), государства хула- гуидов на Ближнем Востоке [26, pp. 66-67].

Для нас чрезвычайно важно, что трезубец был тамгой Хулагу-хана, один из вероятных полководцев которого был первым владельцем опи­сываемых нами монгольских шахмат, обнаруженных на Северном Кавказе, где на главной фигурке присутствует древнее монгольское знамя со знаком трезубца на вершине.

Портрет Угэдэй-хана, или Почему шахматный ноён не может быть Хулагу-ханом

Перед тем как изложить аргументы по идентификации образа мон­гольского хана в латунной шахматной скульптурке, вернёмся ещё раз к теме шахматных изделий. В качестве серьёзного довода в пользу гипо­тезы о портретном образе исторического лица в шахматной скульптурке может служить европейский аналог синхронного исторического периода. Как уже говорилось в статье [1], совершенно удивительную образ­ность шахматные фигурки имели в странах с морским доступом, в част­ности в Скандинавии, Германии, Русском Севере. Стилистически очень к ним близки многочисленные шахмат­ные фигурки из слоновой кости или моржового клыка, датируемые XII-XIV вв.

Шахматный король из коллекции Роберта фон Хирша в Энгельгассе идентифициру­ется учёными как портрет Фридриха II Гогенштауфена (нем. Friedrich II von Hohenstaufen, 1194-1250), короля Германии, императора Священной Римской империи, короля Сицилии (рис. 10.1; 10.2). Основанием для такого предположения послужило сравнитель­ное изучение готической скульптуры средневековых храмов Кёльна, Страсбурга, известные портреты короля Фридриха II, а также стилистическое однообразие костяных шахматных фигурок, хранящих­ся в Британском музее, музее Виктории и Альберта в Лондоне, в Берлинском госу­дарственном музее, в Эрмитаже (Санкт- Петербург), в музее Метрополитен (Нью- Йорк). Идея была подсказана живописным рисунком Фридриха II в его собственной книге «Об искусстве охоты с птицами», где он изображён с соколом (Фридрих II был заядлым охотником соколятником) [11].

Хотя на спинке трона скульптурки отпе­чатан знак Хулагу-хана, сам скульптурный образ не может быть ассоциирован с завое­вателем Ближнего Востока и основателем Ильханата хулагуидов в мусульманском Иране. Во-первых, сохранились их портреты, во-вторых, Хулагу, всю жизнь проведший в боях, не мог быть изображён в буддизиро- ванном облике созерцающего, невооружён­ного воина. Индивидуализированные черты лица в скульптурке имеют портретное сход­ство с Угэдэй-ханом, третьим сыном Чингис­хана. Облик Угэдэй-хана известен по живо­писному портрету из императорского собра­ния Китая (рис. 11). Скульптура хорошо передаёт и внутреннюю суть, характер свое­го героя. В персидском историческом сочи­нении «Джами ат-Таварих», известном на русском языке как «Сборник летописей» Фазлаллаха Рашид-ад-Дина, говорится, что Угэдэй «был известен... умом, способностя­ми, суждением, рассудительностью, твёрдо­стью, степенностью, великодушием и справед­ливостью, однако любил наслаждения и пил вино» [27, т. II, ч. 1]. Именно Угэдэя Чингис-хан считал наиболее мудрым и рассудительным из своих сыновей, упомянутый источник передаёт его завещание: «Дело престола и царства - дело трудное, пусть [им] ведает Угэдэй, а всем, что составляет юрт, дом, имущество, казну и вой­ско, которые я собрал, - пусть ведает Тулуй».

Именно Угэдэю принадлежит заслуга мону­ментального градостроительства, развития регулярной почтовой службы (только до Китая было устроено 37 ямов, т. е. почтовых станций), создания целой сети колодезного водоснабже­ния в засушливых степях Монголии. Несмотря на то что в годы его правления монголы актив­но и успешно расширяли границы государства за счёт новых завоеваний, сам великий прави­тель никогда не участвовал в боевых действиях. По свидетельству Рашид ад-Дина, он постоянно направлял «благосло­венные помыслы на благое дело правосудия и милосердия, на устране­ние несправедливости и вражды, на благоустройство городов и областей и возведение разного рода зданий», стремился к «миродержавию и воз­ведению фундамента процветания», привёз с собой из Китая разных ремесленников и мастеров всяких ремёсел и искусств, и «приказал построить в Каракоруме, где он по большей части в благополучии пребы­вал, дворец с очень высоким основанием и колоннами, как и приличе­ствует высоким помыслам такого государя. Каждая сторона того дворца была длиною в полет стрелы». В центре города был возведён «величе­ственный и высокий дворец, украшенный наилучшим образом, разрисо­ванный живописью и изображениями». Сообщается также о золотых и серебряных настольных скульптурках разных животных - слона, тигра, лошади и других [27, том II, ч. 2].

Подробное описание Каракорума было представлено послом фран­цузского короля Людовика IX Гильомом де Рубруком в его докладе. Он сообщает, что «в городе находятся двенадцать кумирен различных наро­дов, две мечети, в которых провозглашают закон Магомета, и одна хри­стианская церковь на краю города» [28, гл. 44]. Миссионер говорит о наличии разных идолопоклоннических, т. е. буддийских храмов в Каракоруме, где службу ведут жрецы, которые хранят целомудрие, бреют голову, носят жёлтые одежды и живут общинами по сто или двести человек. Среди них он отмечает югуров (т. е. уйгуров) в качестве отдель­ной секты, вероятно, видя их отличие от тибетцев. Рубрук описывает события 1253 г., когда престол в Каракоруме уже второй год занимал Мункэ-хан, умерший в 1259 г., но понятно, что эти храмы были построены при Угэдэй-хане. О преобладающем влиянии уйгурской буддийской куль­туры свидетельствуют материалы археологических раскопок Каракорума в культурном слое XIII-XIV вв. Остатки стенной росписи и глиняных скульптур откровенно уйгурского стиля - это редкие обнаруженные буддийские памятники юаньской эпохи в Монголии. С археологическими данными согласуются и лингвистические. Б. Я. Владимирцов справедливо предполагал сохранение согдийско-уйгурского культурного пласта в буд­дийской лексике монголов: «согдийские заимствования проникли к мон­голам, очевидно, в раннюю эпоху, в период культурного влияния уйгуров, продолжавшегося, быть может, до половины XIV в.; и вот, хотя монголы после падения Юаньской династии потеряли многое из культурных при­обретений времен Чингис-хана и Монгольской империи, хотя они в значи­тельной степени и оставили буддизм, начавший распространяться среди них, тем не менее, когда в XVI в. началась у них пора буддийского ренессан­са под влиянием руководства Тибета, некогда заимствованные буддий­ские согдийские термины опять воскресают для новой жизни [30, с. 125].

Рашид ад-Дин, отмечая пагубное пристрастие хана к алкоголю и раз­влечениям, вновь и вновь говорит о добродетельности Угэдэя, его щедрости, миролюбии и веротерпимости, приводит более полусотни историй о его благодеяниях по отношению к простым людям, беднякам, среди которых очень много мусульман. Закончив-таки пиры и развлече­ния, правитель занимается «устроением важных дел государства и вой­ска», в частности, «исправлением дел в странах, где ещё буйствуют бун­товщики, рассылает ярлыки во все концы государства о том, чтобы ни одно создание не причиняло обиды другому, чтобы сильный не испыты­вал на слабом [своей] силы и [ничего у него] не отнимал. И люди успоко­ились, и распространилась молва о его справедливости» [27, ч. 2]. Приведённые персидскими летописцами сюжеты свидетельствуют о веротерпимости Угэдэя, равном отношении к подданным, исповедую­щим разные религии. Прямых указаний на то, что правитель был буд­дистом, нет, но сказано, что в конце лета он соблюдал 40-дневный рели­гиозный пост, и постоянно подчёркивается его милосердное отноше­ние к мусульманам. Не случайно официальное принятие буддизма правящим монгольским двором произошло по инициативе его сына Годан-хана (1206-1251) в период сотрудничества того с Сакья-пандитой Кунга Гьялценом (тиб. Sa skya pandita kun dga' rgyal mtshan; 1182-1251), когда тибетская школа сакья получила военно-политическую защиту монголов, а монгольские правители приобрели духовных наставников в лице сакьяских иерархов. Решительный процесс сближения монголов с тибетцами начался с визита в 1247 г. Кунга Гьялцена в Монголию, когда «Сакьяский пандита и хорский царь Годан устроили встречу» [31, с. 78].

Согласно буддийской традиции, на лотосовом троне с непокрыты­ми покрывалом ногами изображаются уже ушедшие из жизни учителя. Таким образом, обстоятельства времени, личные качества Угэдэй-хана, портретное сходство с ним говорят в пользу того, что в образе мудрого полководца, правителя в боевом облачении в шахматной фигурке изображён умерший в 1241 г. Угэдэй-хан, отец Годана, распространившего буддийское вероисповедание в монгольской империи. Заказчиком шах­мат в буддийском монгольском стиле, возможно, был сам Годан-хан в период с 1241-1247 по 1257 г. Первые даты - это год смерти отца Годана и год официального принятия буддизма, последняя - дата ближневосточного похода Хулагу-хана, с которым и ушёл первый вла­делец удивительных шахмат, Хумейд мин Насибил Куреш, не вернув­шийся из Аравии.

Заключение

Миниатюрные скульптуры, отлитые из латуни (состав сплава см. в табл. 1), являются фигурами монгольских шахмат (шатар). Представляют собой характерную художественную пластику монголь­ского стиля, исторические корни которого кроются в искусстве ранних кочевников Евразии, т. н. скифо-сибирском зверином стиле. О том, что «народная монгольская скульптура имеет разительный стилевой парал­лелизм с образцами скифо-сибирского анимализма», справедливо писал известный, российский учёный В. А. Кореняко [32].

Судя по характерному шву, проходящему посредине фигурок живот­ных, литьё производилось традиционным, древним способом с разъём­ной земляной формы из двух частей, в которых оттискивалась готовая матрица. Постамент в виде лотосового буддийского трона отлит отдель­но, поэтому при соединении фигурок с постаментом копытца несколько деформировались. Разный химический состав сплава говорит о кустар­ном способе изготовления с отдельным замесом и литьём фигурок. Все пять фигурок посажены на лотосовые постаменты, на таких обычно изображаются божества и культовые предметы. О буддийском характере скульптурок свидетельствует не только использование лотосов, но и полное отсутствие агрессии в обликах воина и животных.

Наиболее информативной для датировки предметов является скульптурка ноёна - шахматного короля. Ноён представлен как воин в средневековых доспехах, которые носили представители монгольской знати в период завоевательных походов Чингис-хана и его наследников в XIII-XIV вв. На этот же период указывает изображение средневеково­го монгольского знамени на оборотной стороне спинки трона (рис. 6.9; 7.1). Навершием знамени является трезубец - родовая тамга Тулуя, наследника родовых земель Чингис-хана, то есть древней терри­тории собственно Монголии. Знак трезубца использовали в своих печатях потомки Чингисова отхона, великие правители монгольских и ближневосточных территорий Мункэ-хан и Хулагу-хан (рис. 9.3).

Немолодое лицо полководца испещрено морщинами, пушистые усы прикрывают крупный рот. Несмотря на статичную позу со скрещёнными ногами и руками, фигура полна скрытой силы, достаточной гибкости и динамики. Пропорциональное сложение, поджарый живот, решитель­ный жест рук (правая кисть обхватывает левую руку у запястья), резко очерченные пластины доспехов, жёсткие наручи, высокие бортики мон­гольских сапог, чёткая симметрия композиции создают ощущение кре­пости и стабильности его обороны.

Монгольский воин изображён без оружия, что соответствует неуча­стию Угэдэя в военных действиях монгольской армии в период своего правления. Боевой шлем с пышным плюмажем и круглым значком на лобной части выглядит как царская корона или головной убор высоко­родного господина. Спинка лотосового трона сделана в форме киота, поэтому герой выглядит как буддийский мудрец, погружённый в глубо­кое размышление о вечных истинах и судьбах своего народа. Лепестки лотосовых постаментов обращены вниз, они имеют широкую и плоскую форму, характерную для непальской изобразительности XII-XIV вв. Это свидетельствует о постепенном усилении непало-тибетских традиций, приходящих на смену уйгурской изобразительности.

В изображениях животных монгольские мастера, очевидно, сохраня­ли некий автохтонный образец на протяжении столетий. Так, мы видим идентичные облики монгольских лошадок с крупными горбоносыми головами, мохнатыми гривами и хвостами, с характерным поворотом голов, а также ревущих верблюдов, чуть приседающих на задние ноги и машущих хвостами; такой же характерный наклон головы ноёна в шах­матных фигурках ХХ столетия. Замкнутые линии, чистые контуры, лако­ничность, при этом удивительная выразительность художественных средств, динамизм, огромная любовь к животным, характерная для ско­товодов, т. н. пухлость или округлость форм - все эти черты монгольской изобразительности воплощены в миниатюрных фигурках шахмат.

Скульптурные изображения несут ярко выраженный национальный монгольский облик, нет никакого сомнения, что моделирование изобра­жений было осуществлено мастером монгольского этнического проис­хождения. Сюжетная тематика шахматных сражений и их художественное оформление, как правило, отражали историческое время их создания, а идеи, натура черпались художниками из повседневного окружения, впол­не конкретных исторических реалий. Поэтому облики шахматных фигур в истории мировых шахмат, как правило, соответствуют своей эпохе. Всё это говорит в пользу того, что описанные скульптуры были изготовлены, вероятнее всего, около 1247-1257 гг. Во всяком случае, не позднее XIV в., пока ещё была актуальна символика завоевательных походов и не утеряна эстетика средневекового воина. В то же время правящая монгольская элита уже восприняла буддийское учение, в атмосфере уже витало новое осмысление происходящих событий, а изобразительные средства непало-тибетского буддизма стали проникать в народное искусство и ремёсла.

1. Сыртыпова С.-Х. Д. Об обнаружении средневековых монгольских шахмат на Северном Кавказе. Ориенталистика. 2018;1(1):98-112. DOI: 10.31696/26187043-2018-1-1-98-112.
2. Линдер И. М. Шахматы на Руси. М.: Наука; 1964. 64 с.
3. Орбели И., Тревер К. Шатранг: Книга о шахматах. Ленинград: Государственный Эрмитаж; Типография им. Ив. Федорова; 1936. 196 с.
4. Murray H. J. R. A History of Chess. Oxford University Press; 1913.
5. Саргин Д. И. Древность игр в шашки и шахматы. М.: Типография И. И. Иванова, 1915. 396 с.
6. Буряков Ю. Ф. Шахматы древнего Афрасиаба. San’at 2000;(3). Режим доступа: http://sanat.orexca.com/2000-rus/2000-3-2/yuriy_buryakov/ [Дата обращения: 15 мая 2018 г.].
7. Шиляев А. Древность шахматных игр. Режим доступа: http://thaichess. narod.ru [Дата обращения: 15 марта 2018 г.].
8. Даркевич В. П. Древнерусские шахматы. Наука и жизнь. 1962;8:107.
9. Lehner F. A. Fürstlich Hohenzollernsches Museum zu Sigmaringen: Verzeichnis der Schnitzwerke. Sigmaringen: Tappen; 1871. 95 p.
10. Sprinz H. Die Bildwerke der Fürstlich Hohenzollernschen Sammlung Sigmaringen. Stuttgart: Zurich; 1925. 46 S.
11. Dörig J. Ritratti dell’ Imperatore Federico II. Rivista d’Arte. 1955; XXX:65-91.
12. Keats V. Chess, its Origins. Oxford: Oxford Academia Publishers, 1995. 350 p.
13. Williamson P., Davies G. Medieval Ivory Carvings 1200-1550. London: V & A Publishing; 2014. 928 p.
14. Крыжановская М. Зaпaднoeврoпeйскaя рeзнaя костъ Срeдних вeкoв. СПб.: Издательство Государственного Эрмитажа; 2014. 312 c.
15. Рашид ад-Дин Фазлуллах. Джами-ат-Таварих. Баку: Издательство Академии наук Азербайджанской ССР, 1957;3. 880 с.
16. Арутюнов С. А. Распространение христианства и магометанства среди ингушей. В: Далгат Б. К. Первобытная религия чеченцев и ингушей. М.: Наука; 2004:38-52.
17. Долгиева М. Б., Картоев М. М., Кодзоев Н. Д., Матиев Т. Х. История Ингушетии. Нальчик: Магас; 2011. 483 с.
18. Рашид ад-Дин.Джамиат-Таварих. Сборниклетописей. М.; Л.: Издательство Академии наук СССР; 1952;1. Режим доступа: http://trans-move.com/FA/File/sa/ temp/EFPEEBXR.pdf [Дата обращения: 28 июня 2018 г.].
19. Горелик М. В. Армии монголо-татар X-XIV веков. Воинское искусство, оружие, снаряжение. М.: Восточный горизонт, 2002. 84 с.
20. Козин С. А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. под названием Mongrol-un Niguca tobciyan. М.; Л.: Издательство Академии наук СССР; 1941. 620 с.
21. Сыртыпова С.-Х. Д. Память монгольских знамен и тамги (К вопросу онтологии современных атрибутов власти). Азия и Африка сегодня. 2009;(10):74-77.
22. Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.; Л. Издательство Академии наук СССР; 1950;1. 471 с.
23. Дулам С. Монгол бэлгэдэл зуй. Тоны бэлгэдэл зуй. Улаан-Баатар: МУИС; 1999. 210 х.
24. Эрдэнэбат Б., Мягмарсамбуу Г. Монгол улсын бух цэргийн их хар сулд. Уламжлал, шинэчлэл. Улаанбаатар; 2011.
25. Чжао Хун. Мэн-да бэй-лу (Полное описание монголо-татар). М.: Наука; 1975. 285 с. Режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/rus13/Menda/text. phtml [Дата обращения: 30 июня 2018 г.].
26. Nyamaa B. The coins of Mongol Empire and Clan Tamga of Khans (XIII-XIV). Ulaanbaatar: Mongolia; 2005. 242 p.
27. Рашид ад-Дин. Джами ат-Таварих. Сборник летописей. М.; Л.: Издательство АН СССР; 1952;2. Режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/ rus16/Rasidaddin/ [Дата обращения 28 июня 2018 г.].
28. Джиованни дель Плано Карпини. История Монгалов. Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны. М.: Государственное издательство географической литературы; 1957. Режим доступа: http://az.lib.ru/r/rubruk_g/ text_0020.shtml [Дата обращения: 30 июня 2018 г.].
29. Erdenebat U., Pohl E. The Crossroads in Khara Khorum: Excavations at the Center of Mongol Empire. In: Fitzhugh W., Rossabi M., Honeychurch W. (eds) Chingis Khaan and the Mongol Empire. Washington, DC: Arctic Studies Center; 2009:137-145.
30. Владимирцов Б. Я. Об отношении монгольского языка к индоевропейским языкам. В: Владимирцов Б. Я. Работы по монгольскому языкознанию. М.: Восточная литература; 2005:105-137.
31. Пагсам-Джонсан. История и хронология Тибета. Новосибирск: Наука. Сибирское отделение; 1991. 264 с.
32. Кореняко В. А. Монгольская народная скульптура. М.: Мосгорпечать, 1990. 226 с.