• Ориенталистика
• 2021 год
• Том 4, № 3

Профессор Восточного факультета Императорского Петербургского университета В. Ф. Гиргас (1835–1887) – один из основоположников отечественной арабистики и первый российский арабист общеевропейского уровня. В молодости В. Ф. Гиргас совершил весьма плодотворное в академическом и страноведческом отношениях путешествие на Арабский Восток, итоги которого оказали существенное воздействие на всю его научную и преподавательскую жизнь. Наследие В. Ф. Гиргаса весьма фундаментально. Среди созданного им и учебные пособия (по мусульманскому праву и истории арабской словесности), и хрестоматия для начального этапа подготовки арабистов, и фундаментальная хрестоматия, предназначенная для студентов более высокого уровня, которая призвана познакомить будущих специалистов с различными жанрами арабской классической словесности, и первый арабско-русский словарь (он до сих пор остается единственным отечественным лексиконом арабского языка классического периода). В конце жизни В. Ф. Гиргас подготовил к публикации текст одного из основополагающих памятников арабской исторической мысли, Китаб ал-ахбар ат-тивал («Книгу длинных рассказов») ад-Динавари (IX в.). Многие работы В.Ф. Гиргаса были осуществлены в тесном сотрудничестве с его учеником и коллегой, впоследствии академиком Р. В. Розеном (1849–1908). Оба ученых трудились еще в ту пору, когда основные источники, с которыми они взаимодействовали, пребывали в рукописном виде. Обо всем этом рассказано в настоящей статье. В ходе этой публикации автор анализирует сочинения В. Ф. Гиргаса, оказавшиеся ему доступными для такого рода работы. Особое внимание уделено «Очерку арабской литературы» (1874): планируется переиздать это учебное пособие, которое долгое время было единственным в своем роде компактным изложением истории арабской классической словесности, предназначенным для целей арабистического высшего образования. Рассказывая современным арабистам о жизни и наследии одного из предтеч нашей современной арабистики, автор стремится показать непреходящую значимость сделанного В. Ф. Гиргасом для нашей профессии.

• арабская литература
• арабское источниковедение
• арабские рукописи
• хрестоматии по арабскому языку
• мусульманское право
• словари арабского языка
• В. Ф. Гиргас (1835–1887)
• В. Р. Розен (1849–1908)
• арабистика в России

В случае возникновения разночтений в тексте или расхождений в форматировании между pdf-версией статьи и её html-версией приоритет отдаётся pdf-версии.

In case of any discrepancies in a text or the differences in its layout between the pdf-version of an article and its html-version the priority is given to the pdf-version.

Введение

Поводом для написания настоящей статьи послужило следующее обстоятельство. В 2019 г. в связи с подготовкой к публикации четвертого тома научного издания «История ислама от основания до новейших времен» крупного немецкого востоковеда XIX в. А. Мюллера (1848–1892)¹ руководитель издательства «Рубежи XXI» В. А. Кулаков обратился ко мне с просьбой подобрать для этого, завершающего, тома капитального труда классика немецкого востоковедения соответствующее отечественное арабистическое сочинение примерно той же эпохи. Мой выбор пал на первое систематическое изложение истории арабской словесности на русском языке – «Очерк арабской литературы», литографически изданный В. Ф. Гиргасом в 1874 г.²

О самом этом труде речь пойдет ниже, а первоначально необходимо рассказать о его авторе – В. Ф. Гиргасе, так как, к сожалению, имя этого выдающегося ученого и педагога, одного из основоположников нашей науки, мало известно современному арабисту, в особенности принадлежащему к молодому поколению.

В. Ф. Гиргас, автор многих учебных пособий, по которым учились на Восточном факультете Петербургского университета, еще в студенческие годы, пришедшиеся на начало ХХ в., представлялся некоей мифической фигурой. Как отмечал академик И. Ю. Крачковский, студенческая фантазия приписывала В. Ф. Гиргасу восточное происхождение [5, c. 257]³. На самом же деле его предки были польско-литовскими дворяна ми из Западной Белоруссии; видимо, лютеране, принявшие впоследствии православие. Владимир Федорович родился в Гродно. Его отец, скорее всего, посвятивший себя военной службе, смог обеспечить сыну гимназическое образование в Санкт-Петербурге [6, c. 63–64].

В. Ф. Гиргас поступил в Императорский Санкт-Петербургский университет в 1854 г., за год до торжественного открытия Восточного факультета. Его старания на ниве учебы поощрялись стипендией⁴, а окончил он арабо-персидско-турецкий разряд факультета в 1858 г. кандидатом (в то время такой степени удостаивался выпускник университета или приравненного к нему другого высшего учебного заведения, окончивший университет с отличием и представивший научное сочинение на избранную тему своей специальности) [8, с. 324, ст. 960]. По всей видимости, полагает И. Ю. Крачковский, научные интересы В. Ф. Гиргаса проявились уже на студенческой скамье. Преподаватели обратили должное внимание на талантливого студента, рекомендовав его к оставлению в университете [6, с. 64–65]. Более того, руководство Восточного факультета ходатайствовало о командировании своего выпускника на Арабский Восток для усовершенствования в арабском языке и арабской словесности, а также для расширения арабистического кругозора в целом [7, с. 125].

Однако жизненные обстоятельства (скорее всего, сугубо материальные) в тот момент вынудили В. Ф. Гиргаса отказаться от университетской карьеры. Приняв предложение одного состоятельного семейства, он переехал в качестве гувернера в Париж, где ему было суждено провести два с половиной года. Столица Франции тогда, помимо прочего, была одним из главных центров европейской арабистики. Так что не склонный к праздности В. Ф. Гиргас в свободное от служебных обязанностей время продолжил профессиональные занятия под руководством видных французских арабистов того времени Ж. Рено (1795–1867)⁵, который оказал на него наибольшее влияние [7, с. 125], и А. П. Коссена де Персефаля (1795–1871)⁶. Скорее всего, тогда, отмечает И. Ю. Крачковский, В. Ф. Гиргас заинтересовался современными ему арабским языком и арабской словесностью. Так что зимой 1860 г. он вернулся в Петербург, в какой-то степени даже повысив свой профессиональный уровень [6, с. 65–66]. Полученные в университете знания и приобретенный в Париже научный багаж позволили В. Ф. Гиргасу в феврале 1861 г. выдержать испытание (экзамен) на степень магистра [6, с. 66]. Вскоре после этого, а именно 17 февраля 1861 г., Восточный факультет принял постановление о командировании В. Ф. Гиргаса на Арабский Восток, определив в качестве содержания сумму в размере 2400 рублей. По возвращении он обязывался «служить [на Факультете] в звании преподавателя не менее шести лет» [7, с. 126].

Один из университетских учителей В. Ф. Гиргаса, М. Т. Навроцкий (1823–1871)⁷, поставил перед молодым ученым-путешественником конкретные цели: изучение арабского языка и литературы; изучение областных арабских наречий (то есть диалектов. – Д. М.) в Египте, Сирии (включая Палестину) и Ираке; знакомство с «образованностью упомянутых стран» [7, с. 126][6, с. 67]. Думается, что само задание, данное В. Ф. Гиргасу, свидетельствует о глубоких познаниях его учителя в языковой сфере и общекультурной ситуации в тогдашнем Арабском мире, а также о стремлении дать своему будущему коллеге фундаментальную подготовку.

Итак, в августе 1861 г. молодой арабист отправился в научное путешествие. Проведя в странствиях по Арабскому Востоку без малого три года, он возвратился домой 1 мая 1864 г. [6, с. 66].

Об итогах командировки мы знаем из отчета, представленного В. Ф. Гиргасом по возращении в университет (в мае того же 1864 г.). Отчет этот, подробно исследованный И. Ю. Крачковским, свидетельствует, с его точки зрения, о том, что командировка проходила весьма интенсивно и принесла конкретные научные плоды [6, с. 67].

Какими же темами интересовался В. Ф. Гиргас, непосредственно знакомясь с жизнью Арабского мира?

Прежде всего, будучи филологом, молодой русский путешественник всемерно старался осознать языковую ситуацию арабских стран, в которых ему довелось оказаться. Сердцевиной этой ситуации он совершенно справедливо полагал взаимоотношение между арабским литературным языком и местными диалектами (в то время в отечественной арабистике их было принято именовать наречиями).

«Так вот, – писал В. Ф. Гиргас в своем отчете, – литературный язык установился (т. е. сложился. – Д. М.) с появлением корана (так у В. Ф. Гиргаса. – Д. М.)»; в силу этого обстоятельства «в настоящее время пишут точно так же, как тысячу лет тому назад» [6, с. 74–75]. Одновременно разговорный язык продолжал развиваться «на основании свойственных этому языку законов». В силу этого обстоятельства, отмечает молодой российский исследователь, арабисты, изучавшие дома литературный язык, «не могут объясняться с народом» [6, с. 75].

В. Ф. Гиргас совершенно справедливо отмечает, что в диалектах, сравнительно с литературным языком, произошли фонетические изменения, упростились грамматическая система и синтаксис. Появились новые слова, не имеющие аналогов в литературном языке. Сам он зафиксировал около 6 тыс. подобных лексических единиц, сформировавшихся в соответствии с морфологическими закономерностями развития арабского языка [6, с. 75]. Такое внушительное лексикографическое собрание могло бы послужить основой словаря диалектов или серьезного монографического исследования в сфере диалектальной лексикографии.

Интересны и точны наблюдения В. Ф. Гиргаса касательно географического бытования диалектов.

Прежде всего, ему довелось познакомиться с двумя большими группами диалектов – это сирийские и египетские. В Сирии он отмечает функционирование двух диалектов (наречий) – собственно сирийского и палестинского. Помимо того, своеобразными фонетическими особенностями отличаются говоры горных областей Ливана. В Египте, по его мнению, существует два наречия (диалекта) – каирское и верхнеегипетское. Он дает весьма четкую характеристику фонетических и грамматических особенностей последнего [6, с. 76–77].

Таким образом, В. Ф. Гиргасу удалось понять сущность взаимоотношения между арабским литературным языком и народными разговорными языками (диалектами). Его взгляды на эту проблему представляются не только чрезвычайно основательными, но также логичными и системными.

Занимаясь современной ему арабской диалектологией, В. Ф. Гиргас отдавал должное и фольклористике. Им было собрано некое количество народных песен, а также диалектальных пословиц и поговорок. В распоряжении И. Ю. Крачковского имелась тетрадь, содержавшая более 500 таких паремий. Часть их впоследствии была включена в состав хрестоматии по сирийскому диалекту, составленной учеником И. Ю. Крачковского профессором Д. В. Семеновым (1890–1943) [6, с. 77–78][5, с. 258; 11, с. XII, 3–6, 40–48]⁸.

Как следует из вышеизложенного, В. Ф. Гиргас немало потрудился на ниве исследования современной ему народной арабской культуры. Однако результаты его работы во время стажировки в Арабском мире этим не исчерпываются. Немало внимания ученый уделил исследованию системы образования у мусульман тех арабских стран, где ему довелось побывать.

В мусульманских учебных заведениях, отмечает В. Ф. Гиргас, преподаются богословские и юридические науки, в том числе тафсир (основы комментирования Корана) и хадисы (предания о словах и поступках пророка Мухаммада). Исследователь подчеркивает, что в его время не преподавались история, география, математика и естественные дисциплины [6, с. 70].

Основная форма обучения, пишет В. Ф. Гиргас, это занятия преподавателя с учениками в форме «лекций». На таких занятиях осуществляется чтение некоего сочинения вслух, сопровождаемое объяснениями преподавателя.

Первоначально изучаются, отмечает русский арабист, труды общего характера, а затем происходит переход к трактатам, содержащим более подробное изложение той или иной науки [6, с. 70].

По окончании «полного курса» ученик, прослушавший его, получает свидетельство – «дозволение» (в тогдашней системе транслитерации иджазе [6, с. 70]).

Таким образом, В. Ф. Гиргас наблюдал в арабских странах, которые он посетил, традиционную систему образования и преподавания, сложившуюся еще в эпоху Средневековья [12, с. 106–121, 186]. Элементы этой системы отчасти сохраняются в мусульманских религиозных учебных заведениях арабских стран вплоть до настоящего времени.

Давая оценку этой системе образования, В. Ф. Гиргас отмечает, что она вынуждает учащегося предаваться ей в течение многих лет. Ограничение кругозора образованного человека лишь богословскими и юридическими науками «иссушает ум и сердце» и является причиной отсталости собственно мусульманских ученых [6, с. 70], да и всего образованного слоя.

Во времена В. Ф. Гиргаса подобного рода занятия, а также другие, более простые, происходили, чаще всего, в неких учебных заведениях.

Обучение начиналось, отмечает герой нашего повествования, в первоначальных (так у В. Ф. Гиргаса) школах (кататиб (ед. ч. куттаб)) и продолжалось четыре-пять лет. На этом этапе образование сводилось к запоминанию наизусть Корана [13, с. 145][6, с. 69–70]. После молодой человек мог поступить в учебное заведение более высокой ступени – медресе (араб. мадраса) [14, c. 150]. Наиболее авторитетным из подобных учебных заведений не только для всего Арабского мира, но и для мира мусульманского в целом, В. Ф. Гиргас справедливо полагал знаменитый ал-Азхар [15, с. 15–16] (название это он передает как Ель-езгер). Здесь учились лет 10–15. Занятия проходили у одной из колонн здания ал-Азхара, где каждый из преподавателей обладал закрепленным за ним местом. По окончании полного курса выпускники, как отмечает В. Ф. Гиргас, могли занимать должности мусульманских судей (кадиев) или муфтиев в провинциальных городах, оставаться при ал-Азхаре и становиться преподавателями или же служить на каких-либо частных должностях [6, с. 70].

Собрав весьма полные сведения относительно учебных пособий, которыми пользовались мусульманские преподаватели, В. Ф. Гиргас отметил их сугубо традиционный характер [6, с. 67–69].

В. Ф. Гиргас не обошел вниманием и учебные заведения нового типа, которые основывались в Египте во время правления знаменитого реформатора Мухаммада ‘Али (1769–1848; правил Египтом в 1805–1848)⁹. Молодой арабист довольно подробно освещает состояние этих учебных заведений, котoрое ему довелось наблюдать [6, с. 70–71].

Российский путешественник, безусловно, видит, что внедрение элементов новой системы образования меняет Египет, тем не менее однозначно позитивной оценки этому явлению он не дает. В связи с этим В. Ф. Гиргас писал: «Молодые люди, воспитывающиеся заграницей или же в училищах, основанных Мухаммадом Пашой (Мухаммадом ‘Али. – Д. М.), хотя и получили образование более сходное с европейским, но, перестав быть мусульманами, они не сделались европейцами» [6, с. 71].

Христиан, испокон веков проживающих в Арабском мире, В. Ф. Гиргас рассматривает не только как совокупность отличных от мусульман религиозных общин, но и как иную, более в интеллектуальном отношении развитую культурную среду; он отмечает, что «…христианские населения Востока (так у автора. – Д. М.) в деле образованности стоят гораздо выше мусульман». Христианам присущ живой и понятливый ум; им, как правило, свойственны удивительные способности к практическому изучению иностранных языков. В целом наблюдается «…заметный умственный перевес христиан над мусульманами». Причина такого явления, с его точки зрения, коренится в том, что западные духовные миссии, сделавшиеся в ту эпоху весьма активными на Ближнем Востоке, преимущественно работали с местными христианами [6, с. 71, 72]. Он подчеркивает, что в учебных заведениях, созданных христианскими миссионерами, обучались как мальчики, так и девочки. Последним, помимо прочих предметов, преподавалось рукоделие, чтобы воспитать из них будущих хозяек дома [6, с. 72].

Правда, с сожалением отмечает В. Ф. Гиргас, христиане, как правило, подходят к получению образования сугубо прагматически. Знания, усваиваемые ими, порой весьма поверхностны. Детей, едва они осваивают навыки устной речи на каком-либо иностранном языке, часто забирают из школы. Тем не менее и такая ситуация представляется ему весьма полезной для дела развития культуры среди арабских христиан [6, с. 72].

Таким образом, В. Ф. Гиргас представил весьма глубокий и разносторонний отчет о командировке, в котором нарисована широкая панорама не только языковой ситуации в современном ему Арабском мире, но и его социокультурной жизни.

По представлении отчета В. Ф. Гиргасу следовало подготовить и защитить диссертацию на степень магистра арабской словесности. Тема ее, скорее всего, восходила к одному из аспектов тех материалов, которые были собраны соискателем во время научного путешествия: «Права христиан на Востоке по мусульманским законам». (Таким образом, в то время занятие арабской словесностью понималось широко – как всестороннее изучение арабских стран.) В соответствии с действовавшими правилами, текст диссертации первоначально следовало напечатать. Это и было исполнено в ноябре 1864 г.¹⁰ Защита состоялась 14 февраля 1865 г., а вскоре после этого, в апреле 1865 г., В. Ф. Гиргас выступил с двумя пробными лекциями, посвященными грамматике арабского языка [6, с. 78–79]. Однако в дальнейшем тема мусульманского права сохраняла для В. Ф. Гиргаса актуальность. В 1882 г. он опубликовал перевод труда известного голландского исламоведа Л. В. С. Ван ден Берга (в транскрипции второй половины XIX в. Фан ден Берга (1845–1927)) «Основные начала мусульманского права»¹¹. Этот перевод, снабженный систематическими и подробными примечаниями, опирающимися как на источники, так и на научную литературу, стал, как отмечает И. Ю. Крачковский, одним из лучших пособий по мусульманскому праву на русском языке [6, с. 86].

Осенью того же 1865 г. для В. Ф. Гиргаса началась преподавательская работа.

Неустанно совершенствуя преподавательские навыки и расширяя научный кругозор, В. Ф. Гиргас весьма скоро оказался на пороге защиты докторской диссертации. Этот труд был посвящен теме, которую ученый прорабатывал на многих своих занятия со студентами, – арабской грамматике. Диссертация называлась «Очерк грамматической системы арабов». Основная суть этого труда заключалась в том, что средневековые арабские филологи сумели создать свою собственную, коренным образом отличающуюся от европейской, систему описания языка (разумеется, они работали исключительно с материалом арабского языка). Изучение арабской грамматической теории позволяет арабистам не только глубже проникнуть в сущность собственно арабского языка, но и познакомиться с одним из важных аспектов арабской культуры, как средневековой, так и современной. Ведь на основе теоретических и практических построений средневековых арабских языковедов ведется преподавание арабского литературного языка в современных арабских школах.

Для подготовки диссертации В. Ф. Гиргас был отправлен в научную командировку в Германию, Австрию и Францию, которая охватила июнь – сентябрь 1872 г. В 1873 г. (видимо, в мае) текст диссертации был напечатан в виде отдельной книги [17]¹², а защита состоялась во второй половине декабря 1873 г. [6, с. 81–82].

Этот труд В. Ф. Гиргаса хоть и невелик по объему, но фундаментален как охватом источников и научной литературы, так и глубиной исследовательской мысли, равно как и основательностью и корректностью изложения и оформления [17]. На с. I–III, в «Предисловии», автор объясняет значение традиционной арабской грамматической теории для понимания не только структуры арабского языка, но и арабской словесности. На страницах с 1 по 138 содержится собственно исследование. Весьма показательно то обстоятельство, что В.Ф. Гиргас, отталкиваясь от достижений западных арабистов, предлагает свою собственную систему транскрипции арабских слов (с. III). Далее следует «Таблица грамматических терминов», т. е. постраничный указатель собственно арабских грамматических терминов в арабской графике, которые трактуются в труде (с. 139–147). На с. 148 отмечены опечатки. Чрезвычайно важным элементом труда В. Ф. Гиргаса являются Приложения (I–III) – они приведены на с. 149–214 книги (в Приложениях нумерация страниц арабская, от 1 до 66). Приложения содержат выдержки из средневековых арабских грамматических трактатов, с которыми российские и западноевропейские арабисты, как отмечает И. Ю. Крачковский, ознакомились впервые (именно благодаря В. В. Гиргасу [6, с. 82]). Примечания В. Ф. Гиргаса к публикуемым им арабским текстам свидетельствует о том, что наш выдающийся предшественник работал с манускриптами арабских грамматических трактатов как в Петербурге, так и в Западной Европе.

Так что докторская диссертация героя данной публикации – безусловно, замечательный вклад в отечественную арабистическую науку. Она стала предшественницей отечественных исследований в сфере изучения традиционной арабской грамматической теории, которые были осуществлены такими крупными арабистами, сотрудниками кафедры арабской филологии ИСАА МГУ, как Г. М. Габучан (1926–2004), А. А. Санчес, Г. Р. Аганина, В. Д. Фролов, В. В. Лебедев и их ученики. Думается, что «Очерк грамматической системы арабов» еще требует дальнейшего и самого внимательного изучения, чтобы поместить его на подобающее ему место в истории отечественной и мировой арабистики.

Поскольку в обычае В. Ф. Гиргаса не было предаваться отдохновению, он, по всей видимости, очень скоро после защиты докторской диссертации приступил к работе над «Очерком арабской словесности», который и является сердцевиной настоящей статьи, подобно тому как каждому арабскому лиро-эпическому стихотворению (касиде) присуща цель (касад), ради которой она была сочинена. «Очерк…», напомню читателю, был опубликован в 1874 г.

Следует подчеркнуть, что под арабской литературой, в соответствии с научными принципами своего времени, В. Ф. Гиргас понимал не только поэзию и художественную прозу (т. е. «изящную словесность», как в те времена было принято выражаться), но всю совокупность арабской письменности. В силу этого обстоятельства очерк В. Ф. Гиргаса [4] состоит из следующих разделов: «Источники» (с. 1–4), «Очерк истории Арабской литературы» (с. 5–18)13, «Образованность и поэзии Арабов до Мухаммеда» (с. 18–37), «Ал-Куран и его влияние на литературу Арабов» (37–47), «Изящная словесность Арабов после ислама» (с. 48–109) (с. 110–135), «Языкознание» (в том числе, «Грамматика» и «Лексикология»), «Богословско-юридическая литература» (в том числе «Чтение ал-Курана», «Изъяснение ал-Курана», «Предания»14, «Законоведение», «Богословие») (с. 135–188), «География» (с. 188–213), «История» (с. 213–262), «Астрономия и математические науки» (с. 262–273), «Медицина и естественные науки» (с. 274–291), «Философия»(с. 292–306). На с. 306–307 В. Ф. Гиргас поместил краткое заключение, в котором подводятся итоги развития арабской словесности классического периода.

Сам перечень разделов и подразделов свидетельствует о широте познаний В. Ф. Гиргаса в истории арабской словесной культуры. О глубине же познаний свидетельствует то обстоятельство, что он ссылается на важнейшие современные ему научные исследования и издания памятников арабской словесности, предпринятые как на Западе, так и на Востоке, равным образом как и на основные рукописи еще неизданных сочинений. Автор учебного пособия никогда не упускает случая, чтобы отметить нахождение рукописи того или иного сочинения в Петербурге.

И. Ю. Крачковский сообщает, что в его распоряжении имелась тетрадь, содержащая материалы, собранные В. Ф. Гиргасом для написания «Очерка…» [6, с. 83–84; 5, с. 263], – труд был поистине титанический. Поэтому вполне закономерно, что подобного этому пособия не было в нашей отечественной учебной и научной литературе вплоть до появления трудов И. М. Фильштинского.

В 1903 г. «Очерк…» был переведен на арабский язык с существенными добавлениями известным российским арабистом, по происхождению сирийским арабом-христианином, М. О. Аттая (1852–1924) [18, с. 95, 99, 101, 108, 116–120 et passim] и стал одним из пособий, на основе которого велось преподавание истории арабской литературы в учебных заведениях Императорского Православного Палестинского Общества. В моей личной библиотеке имеется экземпляр этой книги, принадлежавший Х. К. Баранову (1892–1980) [19, с. 126–127]. В правом верхнем углу титульного листа этого издания имеется авторская дарственная надпись на арабском языке видному отечественному иранисту, составителю персидско-русского словаря, так же как М. О. Аттая и Х. К. Баранов, преподавателю Лазаревского института (впоследствии МИВ) Мирзе Абдулле Гаффарову (1868 – ок. 1919)¹⁵.

Опыт развития мировой филологической науки говорит о том, что наиболее долговечными учебными и научными пособиями являются хрестоматии и словари. В. Ф. Гиргас отдал дань публикации и таких не устаревающих трудов.

Первоначально, в 1873 г., В. Ф. Гиргас и его знаменитый впоследствии ученик В. Ф. Розен (1849–1908) [20, с. 176, ст. 514] издали «Арабскую хрестоматию для I‑го курса»¹⁶. «Хрестоматия» содержит мудрые изречения (Хикам) [21, с. 1–10], отдельные хадисы (Мин ахадис ан-Набиййи сала Аллаху ‘алахи ва саллам) [21, с. 11–16], анекдоты и истории (Навадир ва хикайат) [21, с. 17–43], словарь [21, с. 44–104]. И тексты, подобранные в «Хрестоматии», и прилагаемый к ней словарь были призваны заложить основы познаний студента-первокурсника в арабском языке и подготовить его к работе как с классическими арабскими сочинениями, так и с современными ему общественно политическими и художественными текстами. Следует признать, что в наши дни и многоопытному арабисту есть чему поучиться на основе текстов этого пособия.

Поэтому, думается, вполне естественно, что материалы «Хрестоматии для I‑го курса» были включены в фундаментальную «Арабскую хрестоматию», изданную В. Ф. Гиргасом и В. Р. Розеном в 1875–1876 г. [22]¹⁷. Основу же ее составляют выдержки из арабских классических сочинений различных жанров, которые в большинстве своем были извлечены из манускриптов Азиатского музея в Петербурге¹⁸. Интересно отметить, что для работы над «Хрестоматией» В. Ф. Гиргас, согласно прошению ректора Университета, поданному в 1874 г., получил право брать рукописи из Азиатского музея домой, но всякий раз – не более одного манускрипта [6, с. 84].

Работа шла в тесном взаимодействии учителя и ученика. Согласно сведениям, приводимым И. Ю. Крачковским, сам В. Ф. Гиргас подбирал и готовил к публикации прозаические пассажи, а В. Р. Розен – поэтические [6, с. 84]. В целом же, отмечали составители «Хрестоматии», материалы, включенные в нее, распределены по четырем «отделам» – история, география, грамматика, поэзия – и располагаются в хронологическом порядке. Прозаические сочинения представлены почти исключительно образцами IX–XIII вв., «цветущего периода арабской литературы», а стихотворения – от доисламской эпохи до того же XIII в. [22, с. 4]. Прорабатывать материалы «Хрестоматии» следует, как отметили авторы, под руководством профессора, начиная с более простых в языковом отношении «статей» и переходя к более сложным [22, с. 4].

Так что и сам В. Ф. Гиргас, и его ученик В. Р. Розен совершили титанический труд, сделав достоянием студентов-арабистов и своих «зрелых» коллег выдержки из классических арабских сочинений, что прежде были недоступны или малодоступны. Впрочем, такой стиль работы был характерен для востоковедов XIX в., когда очень многие восточные сочинения еще не были изданы и с ними приходилось работать в рукописях, а для этого путешествовать по Европе и Востоку, чтобы иметь возможность читать хранящиеся в различных странах и городах манускрипты.

Для того, чтобы студенты и все желающие могли полноценно работать с текстами «Хрестоматии», В. Ф. Гиргас потратил несколько последних лет, отпущенных ему Богом для творческой работы, на составление «Словаря к Арабской хрестоматии и Корану…»19. И. Ю. Крачковский подчеркивал, что в отечественной арабистике не существует другого словаря арабского классического языка [5, с. 257]. Высокая оценка «Словаря» содержится и в предисловии И. Ю. Крачковского к первому изданию «Арабско-русского словаря» Х. К. Баранова (1945) [26, с. 10]. С. М. Прозоров отмечает «образный русский язык Словаря» и его «самобытную лексику» – поэтому «Словарь» В. Ф. Гиргаса и до сего дня остается важнейшим пособием для отечественных арабистов, занимающихся переводом памятников арабской традиционной словесности [27, с. [I]].

Пользуясь случаем, хочу поделиться с читателями информацией о
своих собственных жизненно-профессиональных обстоятельствах, которые связывают меня и со «Словарем», и с «Хрестоматией».

Дело в том, что в шестидесятые годы прошлого столетия (примерно в 1960–1964 гг.) в тогдашнем ИВЯ (в 1972 г. его переименовали в ИСАА) преподавал известный иракский поэт ‘Абд ал-Ваххаб ал-Байати (1926–1999). Помнившие его по тем временам старшие коллеги рассказывали, что он был человеком весьма замкнутым, погруженным в собственные мысли (как и полагается арабскому стихотворцу, который постоянно общается с джиннами), зачастую предпочитавшим хранить молчание даже на собственных занятиях. Тем не менее, хоть и непрестанно создавая стихотворения, ал-Байати совершил одно истинно великое практическое дело. В его руки однажды попала «Хрестоматия…» Гиргаса и Розена. Он восхитился ею, и по его инициативе некоторые тексты, включенные в нее, были размножены фотографическим способом (!) и переплетены в виде отдельных тетрадей. Осенью 1974 г., когда я только перешел на третий курс, замечательный преподаватель кафедры арабской филологии ИСАА А. А. Санчес обнаружил некоторые из них в шкафу, стоявшем в коридоре напротив дверей кафедры (она помещалась тогда практически напротив кабинета ректора (ныне глава ИСАА называется директором), и отдал мне. Всего в моем распоряжении оказались десять таких тетрадей (они хранятся у меня до сих пор). Я же принялся их читать, пользуясь тем самым словарем В. Ф. Гиргаса. Это уникальное издание (переплетенное в двух томах) выдавала мне на дом заведующая библиотекой ИСАА Галина Александровна, беря с меня страшные клятвы, чтобы я никоим образом не вез домой эту драгоценную книгу на метро (чтобы ненароком не забыть). Я же, разумеется, шел домой пешком (благо жил недалеко от старого МГУ).

Надо ли говорить, сколь работа над этими текстами способствовала расширению моего кругозора в арабском языке и упрочению интереса к средневековой арабской словесности. Более того, благодаря работе со «Словарем» Гиргаса я стал лучше знать свой родной русский язык. И до сего дня, если надо узнать значение какого-либо неизвестного мне слова или подобрать наилучший русский эквивалент для перевода некоей известной мне арабской лексической единицы, я прежде всего обращаюсь к этому волшебному словарю, который отражает различные пласты русского языка второй половины XIX в., еще не испорченного ни советизмами, ни массовой культурой. Так что могу с уверенностью сказать, что в значительной мере последующие мои скромные профессиональные успехи обязаны работе с выдержками из «Арабской хрестоматии» при помощи «Словаря» В. Ф. Гиргаса.

Что же касается самого Владимира Федоровича, то он, несмотря на таявшие физические силы (сказались последствия командировки на Восток, где молодой в то время арабист заболел туберкулезом), не оставлял творческой работы. Одна из стезей, по которой он шел, привела его к участию в составлении указателя к изданному в знаменитой булакской типографии (она располагалась в Булаке – ныне это один из районов Каира) важного памятника средневековой арабской словесности – полнейшего собрания жизнеописаний и стихотворений арабских поэтов, от времен ал-джахилиййи до эпохи самого составителя этого колоссального свода – Абу-л-Фараджа ал-Исфахани (897 967). Это двадцатитомное издание было осуществлено в 1285 г. х. (1868/69) [28, c. 118].

В. Ф. Гиргас принялся за работу над указателем в 1880 г. Собственно, ему было поручено проработать XV–XVIII тома булакского издания памятника. Согласно свидетельству И. Ю. Крачковского, в библиотеке С.‑Петербургского университета сохранился один из томов этого издания, с которым и работал В. Ф. Гиргас. На полях книги он оставил многочисленные пометы, свидетельствующие о высочайшей степени тщательности, проявленной нашим замечательным отечественным арабистом в этом чрезвычайно непростом, кропотливом деле [6, с. 86][5, с. 263]. Увы, В. Ф. Гиргасу не было суждено увидеть плоды своего труда. Дело в том, что собранные им материалы были опубликованы лишь после его смерти в составе общего Указателя к «Книге песен» – он был издан в 1895–1900 гг. в Лейдене под редакцией итальянского арабиста И. Гиди (1844–1935) и его немецкого коллеги Р. Э. Брюннова (1858–1915) [28, c. 118]²⁰.

Подлинно лебединой песней В. Ф. Гиргаса стала работа над изданием одного из основополагающих памятников арабо-мусульманской исторической мысли Китаб ал-ахбар ат-тивал («Книги длинных рассказов») одного из видных арабо-мусульманских ученых-энциклопедистов IX в. Абу Ханифы ад-Динавари (ум. 897) [29, с. 30]. Идею издать эту замечательную книгу В. Ф. Гиргасу подсказал В. Ф. Розен. Дело в том, что, приступив к работе над составлением каталога арабских рукописей, находившихся в библиотеке Института восточных языков при Азиатском департаменте российского МИДа²¹, он заинтересовался одним из самых ценных манускриптов – Китаб ал-ахбар ат-тивал. Эту рукопись в свое время приобрел видный российский дипломат и коллекционер А. Я. Италинский (1743–1827) во время службы послом в Стамбуле²². Работая над описанием манускрипта, В. Ф. Розен изготовил и свою собственную копию памятника. Видимо, по его инициативе отрывок из Китаб ал-ахбар ат-тивал, посвященный падению династии Омейядов, был включен в «Арабскую хрестоматию» (с. 195–221).

В. Ф. Гиргас работал над подготовкой к публикации текста сочинения ад-Динавари на основе двух рукописей – Петербургской, которую и описал В. Р. Розен, и Лейденской, что стала известна востоковедной науке уже после публикации каталога В. Р. Розена. Работа над подготовкой труда ад-Динавари была завершена в начале 1887 г., однако труд нашего предшественника увидел свет уже после его кончины. Памятник был опубликован знаменитым востоковедным издательством Бриль в 1888 г. стараниями благодарного ученика В. Ф. Гиргаса В. Р. Розена [33]²³.

Напечатан он без какого бы то ни было научного аппарата. Эта лакуна была заполнена позже совсем тогда еще молодым И. Ю. Крачковским. В 1912 г. он обнародовал указатель к изданию Китаб ал-ахбар ат-тивал 1888 г., которому предшествовала фундаментальная исследовательская статья [34]²⁴.

Увы, едва закончив подготовку к изданию сочинения ад-Динавари, В. Ф. Гиргас скончался в Киеве. Это случилось в феврале 1887 г. [6, с. 87]. Насколько можно судить, место, где был похоронен этот замечательный ученый-арабист, было неизвестно уже и самому И. Ю. Крачковскому. К сожалению, такова участь весьма многих погребений выдающихся людей, например В.-А. Моцарта. Однако если Моцарта обессмертила музыка, то Гиргаса – его труды по арабистике и наша отечественная арабистическая школа, к формированию которой этот «тихий, болезненный человек», как его назвал в беседе с И. Ю. Крачковским В. Р. Розен [5, с. 256], приложил руку самым непосредственным образом.

Хотелось бы, чтобы мы, арабисты сегодняшнего дня, не только помнили это славное имя, но и обогащали наши познания в арабистике, опираясь на нетленное научное и учебно-методическое наследие Владимира Федоровича Гиргаса.