Article

Миграции «народов моря» в начале XII в. до н. э. по данным письменных источников, нарративной традиции и археологии

русская версия

DOI https://doi.org/10.31696/2618-7043-2020-3-5-1233-1248
Авторы
Аффилиация: Институт востоковедения РАН
член редакционной коллегии
Журнал
Раздел ИСТОРИЯ ВОСТОКА. Всеобщая история
Страницы 1233 - 1248
Аннотация

Статья посвящена миграциям «народов моря» в начале XII в. до н. э. Автор делает попытку реконструировать общие этапы этнических передвижений в Эгеиде и Восточном Средиземноморье в конце позднебронзового века, привлекая к исследованию египетские письменные источники, археологические данные и греческую нарративную традицию. Автор показывает, что движение «народов моря» не было гомогенным. Более того, не все их племена можно даже назвать мигрантами, поскольку ряд из них – шакалуша и вашаша – являлись морскими разбойниками, грабящими богатые области Восточного Средиземноморья. Вероятной причиной движения в Восточное Средиземноморье и Левант племен пелесет, текер и турша следует считать войну, опустошившую между 1208/1203 и 1195 гг. до н.э. их земли на северо-западе Анатолии. Появление в числе «народов моря» греков-данайцев следует связывать с опустошением микенских центров на юге Балканского полуострова в конце XIII в. до н. э., после чего их население частично покидает Южную Грецию и мигрирует в поисках безопасных мест обитания в различные районы Эгеиды, Анатолии, Восточного и Западного Средиземноморья. Передвижения «народов моря» были лишь началом глобальных этнических передвижений, охвативших пространства Евразии в конце позднебронзового века и приведших к полному изменению этнополитической карты Южной Европы, Анатолии и Восточного Средиземноморья.

Ключевые слова:
Скачать PDF Скачать JATS
Статья:

Введение

В отличие от многочисленных миграций бронзового века Евразии, которые в подавляющем большинстве фиксируются лишь данными археологии, передвижения «народов моря» на Переднем Востоке начала XII в. до н. э. дают уникальную возможность реконструировать их причины и ход, опираясь на данные не только археологических, но и письменных, иконографических и нарративных источников.

Материалы исследования

Главная информация о миграциях «народов моря» содержится на стенах заупокойного храма фараона Рамсеса III (1198–1166 гг. до н. э.) в Мединет Абу. Надпись 8-го года его правления так описывает события на границах Египта: «(16) Чужеземные нагорья (т. е. “народы моря”) заключили союз на своих островах. Пришли в движение и рассеялись в пылу битвы страны в один миг. Ни одна страна не устояла перед их руками, начиная с Хатти. Коде, Каркемиш, Арцава и (17) Аласия (т. е. Кипр) были опустошены в [один миг(?)… Был разбит] (их) лагерь в одном месте в Амурру, люди которого были уничтожены1. Его земля стала как то, что не существует. Они шли, и пламя предшествовало им (в походе) к возлюбленной земле (т. е. к Египту). Их конфедерация (состояла) (18) из пелесет, текер, шакалуша, дану(на), вашаша. Объединенные земли, наложили они длань свою на страны до круга земли. Сердца их (были) тверды и уверены: “Наши замыслы сбудутся!ˮ» [2, табл. 46].

Очевидно, что упомянутая выше надпись Рамсеса III упоминает о коллапсе на далеком севере, вызвавшем значительные этнические передвижения, и перечисляет государства Анатолии и Сирии, а также Кипр, которые пали жертвами пяти племен «народов моря». Рельефы Мединет Абу сохранили не только их имена, но и изображения. Это высокие безбородые воины в так называемых «перьевых» шлемах (рис. 1), вооруженные круглыми щитами, копьями и длинными прямыми колюще-рубящими мечами [2, табл. 34].


Рис. 1. Пленные пелесет-филистимляне. Южная башня второго пилона Мединет Абу.

Фото автора
Fig. 1. Captured Philistines. The southern tower of the second pylon in Medinet Habu.
Photo by the author

На рельефе, изображающем сухопутную битву, «народы моря» сопровождают их семьи в запряженных быками повозках [2, табл. 34], что явно свидетельствует о переселении, а не о грабительском набеге на границы Египта.

Сохранилось также изображение морской битвы, где, помимо «народов моря» в «перьевых» головных уборах, присутствуют воины в рогатых шлемах, причем и те и другие носят панцири-кирасы [3, c. 248–253, 336–337, 340–341]. Подобные предметы защитного вооружения и обмундирования совершенно нетипичны для Переднего Востока, но находят свои аналогии на Балканах и в Адриатике [4, c. 226–227]. Видимо, с теми же регионами следует связывать уникальный тип боевого корабля «народов моря» с форштевнем и ахтерштевнем, украшенными головой водоплавающей птицы [4, c. 223–224; 5].

Как было продемонстрировано ранее [6, c. 652–654; 7, c. 71–83; 8, c. 144–152], надпись 5-го года правления Рамсеса III содержит важную информацию о причинах миграции ряда племен «народов моря». В ней говорится: «(51)Северные чужеземные нагорья затрепетали в своих телах, а именно пелесет, текер [и турша], (52) земли которых разорили. Их души пришли, будучи близкими к своему концу. Они были воинами на земле, (тогда как) другие – в море. Те, кто пришел по [земле, были повергнуты ниц и убиты]… (53)Амон-Рабыл позади них, уничтожая их. Те, которые вошли в устья Нила, были подобно птицам пойманы в сеть и уничтожены […] (53) Их руки и сердца были удалены и забраны, их не стало в их телах. Их вожди были приведены и убиты, (либо) повергнуты ниц, став (54)пленниками» [2, табл. 28]. Очевидно, что в тексте упоминается война, опустошившая землю «народов моря» и принудившая их мигрировать.

Видимо, упоминание о той же войне содержится в тексте 8-го года, где говорится о причинах, вынудивших «народы моря» оставить свою родину, следующими словами: «(34) (Что до) чужеземных нагорий […] погибли, и их города разрушены в одночасье. Их деревья (и) их люди стали пеплом. (35) Они советовались со своими сердцами: “Куда нам идти?ˮ. Пошли в[ожди их (?) … на(?)] их спинах к Земле Возлюбленной» [2, табл. 46].

Несмотря на поврежденный текст, очевидно, что здесь также говорится о войне в землях «народов моря». Вероятно, этот военный конфликт идентичен упомянутой войне надписи 5-го года правления Рамсеса III, где говорится, что она затронула не все племена «народов моря», но только пелесет, текер и турша. Как видно из надписи Рамсеса III, эти три племени обитали в одном регионе.

Полученные результаты

Первоначальная идентификация этих племен «народов моря» основывалась лишь на созвучии с античными этнонимами [9, с. 42–47], что породило резонные сомнения в ее достоверности [4, с. 223]. Впоследствии на их фундаменте выросли маргинальные теории, согласно которым «народы моря» являлись западными семитами, ближайшими соседями Египта [10, с. 139; 11, c. 55–65]. Тем не менее подкрепленная данными археологии и древнегреческой эпической традиции идентификация египетских названий племен с античными этнонимами приобретает уже характер исторического факта.

Согласно наиболее вероятным предположениям, племена турша и текер были обитателями запада и северо-запада Малой Азии [12, c. 200–201; 9, c. 42–43; 7, c. 90–105]. Надежно соотнесенных с библейскими филистимлянами пелесет можно также сопоставить с пеласгами, поскольку имя последних зафиксировано в древнегреческом языке в таких словах, как эпитет Зевса Πελαστικέ<Πελασγικέ и название стены афинского акрополя πελαστικόν<πελασγικόν  [7, c. 100–103]. Согласно гомеровскому каталогу троянских союзников, пеласги населяли также и Троаду (Il. II. 840–843). Мы не знаем, этническую ситуацию какого времени описывает их список, и относится ли он вообще к одному периоду. Однако очевидно, что данные о населении Троады, по крайней мере, должны датироваться не позднее эпохи создания «Илиады», т. е. не позднее VIII в. до н. э., а, скорее всего, еще до греческих миграций I тыс. до н. э., поскольку ни эолийцы, ни ионийцы в «Илиаде» не зафиксированы [13, c. 352–354]. Некоторые исследователи вообще допускали возникновение его ядра в XII в. до н. э. [14, c. 29]. Действительно, греческие источники I тыс. до н. э. говорят о тевкрах и дарданах в Троаде как о неких мифических племенах, в эпоху греческой колонизации уже не существовавших. Зато эти этнонимы фиксируются много ранее египетскими текстами Рамсеса II в первой половине XIII в. до н. э. [15, c. 3] и Рамсеса III в XII в. до н. э. [2, табл. 46].

Если же мы обратимся к данным археологии, то увидим, что единственно известные прямые контакты между Северо-Западной Анатолией и Восточным Средиземноморьем до VIII в. до н. э. относятся именно к эпохе передвижений «народов моря». В слоях разрушений городов Кипра, Сирии и Палестины, которые относятся приблизительно к 1200 г. до н. э., обнаруживается так называемая серая троянская керамика, которая имеет полные аналогии в Трое VI и VIIа. [16, c. 39–48]. Представить себе внезапное появление этих сосудов в разрушенных центрах как результат торговли едва ли возможно [17, c. 257]. Остается признать, что мы имеем дело с археологическим подтверждением передвижений групп населения Северо-Западной Анатолии в Восточное Средиземноморье в конце позднебронзового века.

В связи с данной тематикой не менее интересные сведения приводят античные авторы, которые сохранили древнюю нарративную традицию о контактах жителей Северо-Западной Анатолии с Северо-Восточной Африкой, восходящую, вероятно, к концу позднебронзового века. Так, Геродот сообщает о ливийском племени максиев, которые считались потомками троянцев, прибывших в Ливию после Троянской войны (Hdt. IV. 191). Пиндар сообщает о празднестве Аполлона Карнейского в Кирене, во время которого местные жители почитали память троянцев, которые вместе с героем Антенором прибыли в Ливию после падения Трои (Pd. Pyth. V, 79–86).

Объяснить эти данные некими поздними этиологическими построениями невозможно, поэтому остается считать, что мы имеем дело с реликтами какой-то древней аутентичной традиции, восходящей к историческим реалиям [18, c. 790–791]. Но если это так, то к какому времени можно отнести появление в Ливии переселенцев из Северо-Западной Анатолии?

Как уже упоминалось, никаких сведений о контактах между этими регионами в I тыс. до н. э. нет, более того, вплоть до VII в. до н. э. вообще нет свидетельств прямых связей Северо-Восточной Африки и Эгеиды. Следовательно, эпическая традиция о троянцах в Ливии должна быть связана с историческими реалиями более раннего времени, вероятно, конца позднебронзового века, когда данные археологии зафиксировали появление населения Северо-Западной Анатолии в Восточном Средиземноморье [18, c. 791].

Этот вывод любопытно сопоставить с египетскими источниками. Надписи фараонов Мернептаха и Рамсеса III упоминают о нападениях «народов моря» либо в союзе с ливийцами, либо одновременно с ними [19, табл. 2; 2, табл. 27–28]. Имеются сведения, что некоторые вожди ливийцев происходили из числа «народов моря», поскольку имена двух из них в надписи 5-го года правления Рамсеса III детерминированы фигурой пленника в характерном для «народов моря» «перьевом» шлеме [18, c. 795–796, рис. 3–4]. Кроме того, на рельефах Мединет Абу у ливийцев появляются длинные прямые мечи, обычные для Эгеиды, но совершенно нетипичные для Северо-Восточной Африки [2, табл. 34]. Наличие у ливийцев подобных мечей позволяет предполагать влияние военного дела племен «народов моря» на наступательное вооружение ливийцев [20, c. 94–96]. Учитывая вышесказанное, можно констатировать, что зафиксированная греческими авторами нарративная традиция о насельниках Северо-Западной Анатолии в Северо-Восточной Африке должна относиться к эпохе переселений «народов моря», т. е. к концу XIII – началу XII в. до н. э.

Все это дает веские основания предположить, что племена пелесет, текер и турша, которые населяли, по крайней мере частично, северо-запад Малой Азии, вынуждены были мигрировать с северо-запада Анатолии в результате некой войны, опустошившей их родину.

Можно ли как-то датировать эту войну в абсолютных датах? Как представляется, terminus ante quem для этой войны является 1195 г. до н. э., когда на стеле из Амады впервые зафиксировано столкновение египтян с племенами пелесет и, вероятно, текер в 3-й год правления Рамсеса III[21, c. 214–233]. Terminus post quem для этой войны определяет период между 1208 и 1203 гг. до н. э. Основанием для этого является письмо RS 86.2230, которое было направлено в Угарит сановником Баи, известным временщиком конца XIX династии [22, c. 395–398]. Как известно, он фактически был первым лицом в Египте с начала правления фараона Сиптаха в 1208 г. до н. э, но затем был казнен в 5-й год правления последнего, т. е. в 1203 г. до н. э. [23, c. 145–149]. Тот факт, что его письмо было обнаружено в архиве Угарита, позже, согласно письму RS, разрушенного столкнувшимися с Рамсесом III «народами моря» [24, c. 454–457]2, определяет terminus post quem для вышеупомянутой войны в странах пелесет, текер и турша в хронологическом отрезке между 1208 и 1203 гг. до н. э.

Из трех других племен «народов моря» времени Рамсеса III – дануна, шакалуша и вашаша – наибольший интерес представляют Dnn.w-дануна. Исследователи давно предложили сопоставлять их с греками-данайцами [26, c. 171–172; 27, c. 252]. Какие аргументы в пользу этого можно привести?

Во-первых, египетские тексты дают не только форму Dnn.w-дануна,
но и Dn.w-дану [2, табл. 44, 46], что допускает сопоставление этого этнонима с гомеровскими Δαναοί<ΔαναϜοί [28, c. 1208–1210]. Во-вторых, финикийский вариант билингвы Ацативады VIII в. до н. э. в Каратепе засвидетельствовал название народа DNNYM, обитавшего в первой половине I тыс. до н. э. в долине Аданы в Киликии [28, c. 1198–1200]. Обнаруженная в 1997 г. в Чинекей в Киликии статуя бога грозы с двуязычной финикийско-лувийской надписью местного правителя Варикаса, сюзерена Ацативады, вновь зафиксировала этноним DNNYM в финикийском варианте текста. Однако в его лувийской части этот этноним заменен на политоним Хиява. Последний также встречается в надписи царя сирийского княжества Палистин Суппилулиумы X в. до н. э., причем вместе с ним в Киликии упоминается также и царство Адана. Все это наводит на мысль, что первоначально существовало два царства, которые к VIII в. до н. э. были объединены в одно во главе с правителями Хиявы, возводившими свою династию к Муксасу / Мопшу[28, c. 1200–1205]. В связи c этим особого внимания заслуживает название Хиява, которое, вероятно, следует рассматривать как усеченное наименование знаменитой страны хеттских текстов Аххиявы. Эта страна еще с 20-х гг. прошлого века рассматривалась как ахейское государство юга Балканского полуострова, что сейчас принято практически всеми специалистами [29, c. 119–120]4

Тогда получается, что в какой-то момент часть ахейцев, покинувших свою родину на юге Балканского полуострова, переселилась в Киликию и перенесла с собой название своей прежней родины! В этом контексте любопытно свидетельство Геродота, который упоминает древнее название обитателей Киликии – «под-ахейцы, те, кто под властью ахейцев» (Hdt. VII. 91). Кроме того, правители Хиявы, как уже упоминалось, возводили свой род к некому Муксасу / Мопшу. Последний антропоним зафиксирован в греческой эпической традиции о герое Мопсе, возглавившем после падения Трои поход части греков и других племен на восток и дошедшем до Киликии, Сирии и Палестины. Вероятно, это предание, приуроченное к окончанию Троянской войны, восходит к историческим реалиям, связанным с миграциями «народов моря» [7, c. 126–129].

Данные археологии Киликии подтверждают вышеупомянутые выводы. Согласно раскопкам Тарса и Мерсина, после падения Хеттского царства около 1200 г. до н. э. в Киликию и на Кипр прибывает значительное количество микенских переселенцев из Южной Греции, которые приносят с собой материальную культуру распадающегося ахейского мира периода Позднеэлладского III C [31, c. 171; 32, c. 802]. Схожая картина наблюдается и на Кипре, где около 1200 г. до н. э. местные поселения были уничтожены, а на их месте утверждаются мигранты из Южной Греции [33, c. 73–84]. Вероятно, с этими этнополитическими процессами позднебронзового века следует связывать формирование кипрского диалекта древнегреческого языка, который, наряду с аркадским диалектом юга Балканского полуострова, наиболее близок диалекту линейного письма B [34, c. 207–208]5.

Какие же события на юге Балканского полуострова вынудили часть микенских греков бежать со своей родины? Как известно, на переходе Позднеэлладского III B к Позднеэлладскому III C периоду, который приблизительно относится к рубежу XIII–XII вв. до н. э., Микенскую Грецию постигли страшные разрушения. Было уничтожено множество центров, исчезло линейное письмо B и сама система дворцовой экономики [31, 168–170; 37, c. 11–13]. Хотя остатки микенского мира просуществовали еще около столетия, но самой основе предшествующей ахейской цивилизации был нанесен смертельный удар [37, c. 13–17]. По археологическим данным мы видим, что греки начинают уходить в различные районы Средиземноморья и Эгеиды в поисках безопасных мест обитания [31, p. 170–172]. Вероятно, именно с крушением микенских центров в Южной Греции и связано появление в Киликии, на Кипре и в Восточном Средиземноморье в целом носителей позднемикенской материальной культуры, причем какая-то их часть приняла участие в атаках «народов моря» на границы Египта в начале XII в. до н. э.

Наконец, последние два племени «народов моря» шакалуша и вашаша, которые упоминаются в надписях Рамсеса III, предстают в ближневосточных текстах типичными пиратами. О шакалуша, обычно сопоставляемых с известными в греческой и латинской передаче сикулами, мы впервые узнаем из надписей фараона Мернептаха, разгромившего в 1219 г. до н. э. на западе Дельты союзное войско ливийцев и северян, в число которых входили и шакалуша [19, табл. 2]. Практически в это же время шакалуша зафиксированы в письме 34.129 из архива в Угарите. Это письмо было написано хеттским царем Тудхалией IV около 1220 г. до н. э. и содержало требование прислать в столицу хеттов Хаттусу угаритского сановника, побывавшего в плену у людей шикалайю, которые надежно сопоставляются с египетскими шакалуша. В письме из Угарита о людях шикалайю говорится, что они «живут на кораблях», т. е. являются морскими разбойниками, совершающими рейды на государства Восточного Средиземноморья [38, с. 211–217]. При Рамсесе III мы встречаем их изображения на рельефах морской битвы, причем внешне шакалуша практически неотличимы от пелесет, текер и дануна [2, табл. 44]. Согласно гипотезе, выдвинутой мною недавно, вместе с ними в морской битве участвуют вашаша, которые изображены на рельефах в панцирях-кирасах и рогатых шлемах [2, табл. 39] (рис. 2). 


Рис. 2. Изображение вашаша в морской битве. Северная внешняя стена Мединет Абу.

Фото автора
Fig. 2. The representation of the Weshesh in naval battle. The northern outer wall
in Medinet Habu. Photo by the author

Примечательна форма кораблей, на которых приплыли шакалуша и вашаша. Это боевые суда с украшенными головой водоплавающей птицы форштевнем и ахтерштевнем. Модели и изображения подобных судов обычно связываются с дунайскими регионами, однако они присутствуют также в Италии и Адриатике [39, c. 163–197]. Распространение в этих регионах, а также в Западном Средиземноморье изображений воинов в рогатых шлемах с круглыми щитами и длинными прямыми мечами, схожих с египетскими изображениями «народов моря», позволяет предположить, что и вашаша, и шакалуша следует связывать с этими регионами [5]. Участие их в движении «народов моря» можно рассматривать как обычные пиратские рейды, которые совпали по времени с переселениями греков-данайцев и обитателей Северо-Западной Анатолии в Восточное Средиземноморье и на Передний Восток.

Заключение и выводы

Таким образом, миграция «народов моря» в начале XII в. до н. э. не предстает гомогенным процессом. Согласно надписи 8-го года правления Рамсеса III, объединение племен «народов моря» произошло на территории сирийского государства Амурру. Более того, не все племена можно даже назвать мигрантами, поскольку вашаша и шакалуша явно следует считать морскими разбойниками, совершавшими рейды с целью грабежа в богатые области Восточного Средиземноморья. В данной публикации предпринята попытка показать, что вероятной причиной движения в Восточное Средиземноморье и Левант племен пелесет, текер и турша следует считать войну, опустошившую между 1208/1203 и 1195 гг. до н. э. их земли на северо-западе Анатолии. Появление в числе «народов моря» греков-данайцев следует связывать с опустошением микенских центров на юге Балканского полуострова в конце XIII в. до н. э., после чего их население частично покидает Южную Грецию и мигрирует в поисках безопасных мест обитания в различные районы Эгеиды и Восточного и Западного Средиземноморья. Заманчиво связать войну на северо-западе Анатолии в землях пелесет, текер и турша с передвижениями греков из Южной Греции в Анатолию в конце XIII в. до н. э., однако следует заметить, что пока эта гипотеза основывается только на данных греческой эпической традиции и существовании в Киликии в I тыс. до н. э. царства Хиявы с правителями из династии Мопса.

В заключение следует сказать, что движение «народов моря» является лишь малой частью глобальных миграций конца позднебронзового века, которые охватили Европу и Передний Восток. Подавляющее большинство их остаются до конца неизвестными, поскольку проходили в районах бесписьменных культур и зафиксированы лишь данными археологии. Но некоторые из них на стыке бесписьменного мира Юго-Восточной Европы и Переднего Востока можно распознать не только по данным археологии, но и используя сведения древневосточных источников и древнегреческой эпической традиции. Так, мы знаем, что после разрушения города Трои VIIa в конце XIII в. до н. э., которое, видимо, следует рассматривать в связи с движением «народов моря» с северо-запада Анатолии, на его месте возникает поселение, обитатели которого используют так называемую шишечную керамику, характерную для культур финального бронзового века Фракии [40, c. 165, 169–170, рис. 42]6. Это поселение просуществовало не более 50–60 лет [40, c. 171–172] и исчезло, видимо, не позднее середины XII в. до н. э. В этой связи Страбон приводит интересную информацию, согласно которой фригийцы из Фракии переселились в Троаду, видимо, после Троянской войны, убили царя Трои и обосновались на северо-западе Анатолии (Strabo. XII. 8. 3–4).

Переселение балканских племен в XII в. до н. э. фиксируется и среднеассирийскими источниками. Так, мы знаем, что в правление Нинурты-апиль-Экура (1191–1179 гг. до н. э.) ассирийцы впервые сталкиваются на Верхнем Евфрате с племенами мушков [42, c. 147–148], в которых следует видеть как фрако-фригийские племена, так и, вероятно, носителей протоармянского языка [43, c. 117–119, 204–206, 214–215]. Если это так, то данные ассирийских текстов следует рассматривать как свидетельство продолжающихся миграционных процессов на Переднем Востоке, которые начались с передвижений «народов моря» в начале XII в. до н. э. и привели к полному изменению этнополитической карты Анатолии, Сирии и Палестины.

1. Аргументация в пользу данного перевода: [1, c. 945–946].

2. Письмо RS 88.2009, в котором упоминается военная угроза Угариту в правление Аммурапи II, видимо, описывает не финальную фазу существования Угарита, но ситуацию конца 20-х гг. XIII в. до н. э. [25, c. 5–10].

3. Финикийский вариант билингвы содержит антропоним MPŠ, который в тексте статьи условно передается на русский язык как «Мопш».

4. Детальное описание историографии по проблеме локализации Аххиявы см.: [30, c.69–124].

5. Памфилийский диалект, распространенный на юге Малой Азии (побережье залива Анталья), вероятно, также следует причислять к аркадо-кипрской группе диалектов [35, c. 68–71, 76; 36, с. 171–173]. Этот факт заманчиво сопоставить с данными Геродота (VII, 91), согласно которым жители Памфилии были потомками тех, кто пришел под предводительством ахейцев Калханта и Амфилоха на юг Малой Азии после Троянской войны.

6. В последнее десятилетие были высказаны сомнения по поводу правильности выделения слоев Трои основоположником современной стратиграфии этого поселения К. Блегеном, который выделил после Трои VIIa слои Трои VIIb1 и VIIb2, возможно, представляющие собой единый слой [41, c. 145–148].