• Ориенталистика
• 2022 год
• Том 5, № 1

Один из наиболее известных арабских писателей второй половины X – первой половины XI в. Абу Хаййан ат-Таухиди (род. между 922 и 932 гг.; ум. ок. 1023). В настоящей публикации вниманию читателей представлен академический, снабженный научными комментариями перевод ряда новелл из литературно-дидактического (адабного) свода ат-Таухиди ал-Баса’ир ва-з-заха’ир («Воззрения [древних] и сокровища [мудрецов]»). Переводы новелл, расположенные в соответствии с их местоположением в памятнике, пронумерованы римскими цифрами.

• средневековая арабская литература
• средневековая арабская проза
• арабские новеллы
• адаб
• ат-Таухиди

Введение

Одним из наиболее известных арабских писателей второй половины X – первой половины XI в. был ‘Али б. Мухаммад б. ал-‘Аббас ат-Таухиди, более известный как Абу Хаййан ат-Таухиди (род. между 922 и 932 гг.; ум. ок. 1023)¹.

Прозвание писателя, скорее всего, происходит от наименования одного из сортов фиников, таухид, которыми торговал его отец.

Будучи человеком небогатым, Абу Хаййан ат-Таухиди зарабатывал на жизнь перепиской книг. Иногда поступал на службу к вельможам, с которыми порой складывались весьма непростые отношения, – литератор был человеком неуживчивым.

Абу Хаййан ат-Таухиди творил в сфере адаба², художественной прозы и моралистической философии (эти два явления применительно к средневековой арабской словесности весьма близки).

Произведение Абу Хаййана ат-Таухиди ал-Баса’ир ва-з-заха’ир и его издания

Среди обширного наследия ат-Таухиди заметное место занимает адабно-литературный свод ал-Баса’ир ва-з-заха’ир («Воззрения [древних] и сокровища [мудрецов]»). Над этим сочинением литератор трудился в 961–975 гг.

Сохранившееся в ряде рукописей ал-Баса’ир ва-з-заха’ир было, по всей видимости, впервые издано в Каире в 1953 г. (точного библиографического описания этого издания получить не удалось). В следующий раз, насколько мне известно, памятник был напечатан в 1964 г. в Дамаске крупным сирийским историком, литератором и мыслителем Ибрахимом ал-Килани (1916–2004) [6]³. Подготовленное на довольно высоком уровне, издание снабжено предисловием, постраничными примечаниями и указателями⁴. Значительно позднее, в 1988 г., в Бейруте было опубликовано подлинно академическое издание памятника (в 10 томах), подготовленное американской исследовательницей ливанского происхождения Видад ал-Кади (род. 1943)⁵.

Среди обилия материалов, которыми насыщен этот памятник, выделяются новеллы (или же рассказы). В данной статье вниманию читателя предлагаются избранные девять произведений этого жанра. Новеллы расположены в порядке их появления в тексте памятника и пронумерованы римскими цифрами. Подборка, на мой взгляд, довольно полно представляет тематический спектр новеллистики ал-Баса’ир..: всесилие Аллаха в устроении дел человеческих (I; VI), проделки плутов (II), мудрые деяния благочестивых знатоков мусульманского права (III; IV), деяния праведных мудрых царей (V), эротика (в том числе и гомосексуального характера) (VII, VIII, IX). Следует особо отметить, что в большинстве представляемых нами новелл действующими лицами выступают персонажи арабо-мусульманского исторического предания, а также близкие к ним люди. Такая особенность характерна для литератур средневековой эпохи.

Переводы снабжены комментариями, в которых по мере возможности объясняются имена собственные и реалии, которыми изобилуют тексты. Автор перевода надеется, что публикация будет интересна как специалистам, так и любителям арабской литературы, а главное – привлечет внимание к средневековой арабской прозе молодых арабистов, иные из которых, возможно, изберут ее главным предметом своих будущих исследований.

ПЕРЕВОД ДЕВЯТИ НОВЕЛЛ ИЗ АЛ-БАСА’ИР ВА-З-ЗАХА’ИР

I

Т. II, c. 472–474

Сказал некий купец, занимающийся морской торговлей⁶: «Везли мы однажды товары в Китай из ал-Убуллы⁷. Собрался морской караван из десяти кораблей». Сказал он: «[Было] у нас в обычае, если мы таким образом отправлялись [в путешествие], брать [с собою] людей слабых и забирать [потом] товары [этих] людей. И вот, когда устроил я все, как хотел, вдруг остановился рядом со мною [какой-то] старец. Поздоровался он, и я ответил. Тут он и говорит: “У меня [одно] дело. Просил я [сделать] его другого купца, но он не исполнил этого”. Сказал я: “А каково оно?”. Сказал [старец]: “Обещай его исполнить, тогда скажу”. Я пообещал. Тогда принес мне [старец] свинцовый слиток в сто манн⁸ и сказал: “Прикажи взять этот слиток с собой. Когда же окажешься у такой-то морской бездны⁹, брось его в море”. Тут я и говорю: “Ах ты, такой-сякой! Это не то, чем я занимаюсь”. Сказал он: “Ты же мне обещал”. И он все не отставал от меня, пока я не согласился и не сделал записи в своем путевом дневнике¹⁰.

Когда же прибыли мы в то место, поднялся ветер и взволновалось море. Занялись мы собою, и забыл я о свинцовом слитке. После вышли мы из той пучины, двинулись [дальше] и достигли [нужного нам] места. Продал я бывшее со мною. Пришел ко мне [некий] муж и сказал мне: “Эй ты, у тебя [имеется] свинец?”. Сказал я: “Нет”. Тут мой гулам-слуга и говорит: “[Есть] у нас свинец”. Я говорю: “Не вез я свинца”. Сказал [отрок]: “А тот, что от старца?”. Тут я вспомнил и сказал: “Ослушались мы его. Прибыли сюда. Не успел я еще продать [этот слиток]. Будет от него [старцу] польза”. И сказал я отроку: “Неси его сюда”. Тот муж поторговался со мной, и продал я [слиток] за сто тридцать динаров. Накупил я на [эти деньги] китайских диковин для старца. Отчалили мы и прибыли в [наш] город. Продал я те диковины, и получил семьсот динаров. Отправился я в Басру¹¹, в то место, что описал старец, остановился у двери дома его и спросил о нем. Сказали мне: “Скончался он”. Сказал я: “Оставил ли он кого-либо, кто наследует ему?”. Сказали: “Не знаем [никого], кроме его племянника, где-то в приморской стороне [города]”».

Сказал [тот купец]: «Справился я о нем, и сказали мне, что дом его арестован, [пребывает] в руке доверенного лица кади¹². Тогда вернулся я в ал-Убуллу, а деньги [были] при мне. И вот сижу я однажды, как вдруг остановился над моей головой [некий] муж и сказал: “Ты такой-то?”. Сказал я: “Да”. Сказал он: “Ходил в Китай?”. Сказал я: “Да”. Сказал он: “И продал там [некоему] мужу свинец?”. Сказал я: “Да”. Сказал он: “Знаешь ли [этого] мужа?”. Рассмотрел я его, после сказал: “Он – это ты”. Сказал он: “Сообщаю тебе, что разрубил я тот свинцовый слиток, чтобы использовать часть его. Обнаружил, что он полый, и нашел в нем двенадцать тысяч динаров. Привез я деньги – возьми свои деньги, да простит тебя Аллах”. Тут сказал я ему: “Несчастный, деньги не мои. Однако было дело с ними так-то и так-то”. И рассказал я ему».

Сказал [купец]: «Улыбнулся тогда [тот] муж, после сказал: “Знаешь ли ты того старца?” Я: “Нет”. Сказал он: “Он мой дядя, а я – сын брата его. Нет у него [иного] наследника, кроме меня. Хотел он скрыть от меня эти деньги. Семнадцать лет тому назад изгнал он меня из Басры, однако, как ты видишь, воспротивился тому Аллах Всевышний, вопреки [дяде моему]”».

Сказал [купец]: «Тогда отдал я [тому мужу вырученные] динары сполна.

Отправился он в Басру и поселился там».

II

Т. III, часть 2, с. 602–605

Из книги Адаб ан-надим Кушаджима¹³.

Назначил ‘Абд Малик б. Марван¹⁴ Бишра б. Марвана¹⁵ [управлять] Куфой¹⁶ и отправил вместе с ним Рауха б. Зинба‘а ал-Джузами¹⁷. Сказал [государь]: «Сынок! Раух – дядя твой. Поэтому не следует решать без него [никакого] дела, ибо [обладает он] правдивостью и целомудрием, [равно как] и любовью к нам – людям Дома этого»¹⁸. И сказал [халиф] Рауху: «Отправляйся с племянником твоим». Тогда выступил [Раух] c [Бишром], и прибыли они в Куфу.

Был Бишр изысканным, образованным; любил он поэзию, полуночные беседы, музыку и пение, а также застолье. Стал [Бишр] присматриваться к Рауху, устыдился его и сказал: «Опасаюсь я, что отпишет Раух Повелителю Верующих известия о нас и [сообщит], что люблю я развлечения и сборища, как [подобает] любить [подобное] молодому человеку. Пожалуй, откажусь я от этого [пристрастия] в силу положения [Рауха у государя]». [Некий же] сотрапезник [Бишра] пообещал ему, что избавит [его] от [Рауха] и [добьется] возвращения [наставника] к ‘Абд ал-Малику, не прогневав [государя] и не [вызвав] упрека с его [стороны]. Обрадовался тому Бишр и пообещал [сотрапезнику] вознаградить его наиценнейшим даром. Был Раух ревнивым. Когда уходил он из жилища своего, запирал [дом] и опечатывал его печатью своей, чтобы, вернувшись, снять ее рукой своей. Тогда взял [тот] молодец [сотрапезник] чернильницу с перьями¹⁹. После пришел он к дому Рауха и остановился, сокрывшись, поодаль от него. И вот вышел Раух на молитву. Молодец же приблизился [к дому], вошел в прихожую и притаился там под ступенью. Вернулся Раух, отворил дверь и запер ее изнутри. Молодец же все хитрил и пристраивался, пока не проник [внутрь] и не написал на стене в месте, наиближайшем к ложу Рауха:

Раух, кто [останется] у дочурок и вдовицы,

Если смерть твою возвестит вестник кончины собравшимся на молитву, что на закате?

Истинно, свершилась судьба Ибн Марвана²⁰,

Так позаботься о себе, о Раух б. Зинба‘.

Да не искусят тебя изнеженные девы!

Слушай же, да идешь ты правым путем, слова искреннего глашатая!

После вернулся [молодец] на место свое в прихожей и заночевал там. Когда же встал Раух утром, вышел на молитву. А молодец, скрываясь, последовал за ним и вышел [из дома Рауха]. Прежде чем выйти, запер Раух место, где сделал молодец надпись. Когда же вернулся он на то место и занялось утро, обнаружилось написанное. Устрашило это [Рауха]. Счел он [такое дело] тревожным и сказал: «Ей-Богу, не входило в горницу мою человеческое существо, кроме меня. Нет мне удачи, чтобы находится в Ираке». После отправился он к Бишру и сказал: «Выскажи [любую] просьбу, которую захочешь или пожелаешь, [чтобы передал] я Повелителю Верующих». Сказал [Бишр]: «Разве вознамерился ты, дядюшка, покинуть [нас]?». Сказал [Раух]: «Да». Сказал [Бишр]: «Отчего так? Не понравилось ли тебе что-либо или увидел ты [какую] мерзость, из-за которой не в силах ты остаться?». Сказал тогда [Раух]: «Нет, ей-богу! Но да воздаст тебе Аллах добром за тебя самого и за правление твое. Тем не менее случилось [некое] дело, и непременно [следует] мне уехать». Принялся [Бишр] настаивать, чтобы [Раух] рассказал ему; наконец, он сказал: «Несколько дней тому назад умер Повелитель Верующих». Сказал [Бишр]: «Откуда ты это узнал?». Тогда поведал ему [Раух] историю с надписью. Тут Бишр и говорит: «Оставайся. Надеюсь, что это неправда». Однако ничто не убедило [Рауха], и отправился он в Сирию, а Бишр предался винопитию и развлечениям.

Когда же встретился Раух с ‘Абд ал-Маликом, не одобрил [государь] поступок его, и сказал [халиф Рауху]: «Что привело тебя? [Какой-либо] случай, произошедший с Бишром или [некое] дело, что тебе не понравилось?». Тогда похвалил [Раух] Бишра и сказал: «Однако произошло такое, о чем могу рассказать, только если уединимся». Сказал ‘Абд ал-Малик: «Если пожелаешь» – и уединился с Раухом. Тут поведал [Раух] повесть свою и прочитал стихотворные строки. Тогда [так] рассмеялся ‘Абд ал-Малик, что превзошел всякую меру. Сказал он: «Сделалось пребывание твое для Бишра и сотоварищей его несносным, и сыграли они с тобой шутку, как ты видишь. Так что не страшись».

А Бишр исполнил обещание свое, [данное] сотрапезнику касательно дела Рауха, и еще более возвысил при себе его положение и степень.

III

Т. III, ч. 1, с. 115–116

Рассказал Асад б. ‘Амр²¹.

Прибыл Катада²² в Куфу и остановился в доме Абу Бурды²³. Вышел он из [дома этого] и сказал: «Если задаст мне кто-либо вопрос о дозволенном и запретном²⁴, то непременно я отвечу». Поднялся тогда Абу Ханифа²⁵ и сказал: «О Абу-л-Хаттаб, что скажешь ты о муже, что [многие] годы сокрыт был от домочадцев своих, так что сочла жена его умершим и вышла замуж. После вернулся ее первый супруг, а она родила ребенка. Первый [супруг] отказался от [младенца этого], а второй признал его. И каждый из них обоих оставил [ту женщину] или же опорочил ее в том, что ему не нравилось. Каков ответ твой?». Тут посмотрел Абу Ханифа на сотоварищей Катады и сказал: «Если выскажет [Катада] о ней мнение свое, то непременно впадет в ошибку, а если приведет о ней хадис²⁶, то непременно обманет».

Сказал тут [Абу] Катада: «Горе тебе! Случилось ли подобное дело?». Сказал [Абу Ханифа]: «Нет». Сказал [Катада]: «Почему же ты о нем спрашиваешь?». Сказал Абу Ханифа: «Готовимся мы к беде, прежде чем она ниспослана будет. Если произойдет, будем знать, как в нее войти и как из нее выйти».

Сказал тогда Катада: «Ей-богу, считайте, что я вам ничего не говорил о дозволенном и запретном. Так спрашивайте у меня разъяснение [Корана]²⁷». Тогда поднялся Абу Ханифа и сказал: «Абу-л-Хаттаб, что ты скажешь о речении Аллаха Всевышнего: “Сказал тот, у кого было знание из книги: ‘Я приду к тебе с ним, прежде чем вернется к тебе твой взор’ ” (27:40)»²⁸. Сказал [Катада]: «Да. Это Асаф сын Барахйи²⁹, писец-секретарь Сулаймана³⁰. Знал он Величайшее Имя Аллаха». Сказал [Абу Ханифа]: «А знал ли [это] имя Сулайман?». Сказал [Катада]: «Нет». Сказал [Абу Ханифа]: «Допустимо ли чтобы был во время [некоего] пророка некто, кто [был бы] более знающ, чем тот пророк?». Сказал Катада: «Ей-богу, не стану я рассказывать что-либо из разъяснения. Спросите меня о том, касательно чего у улемов различные взгляды». Тогда поднялся Абу Ханифа и сказал: «Абу-л-Хаттаб, верующий ли ты?». Сказал [Катада]: «Надеюсь». Сказал [Абу Ханифа]: «Почему?». Сказал [Абу Катада]: «Благодаря речению Аллаха Всевышнего: “…и который – я жажду, чтобы Он простил мне мое прегрешение в день суда” (26:82)». Сказал Абу Ханифа: «Разве не сказал ты, как сказал Ибрахим³¹, когда изрек Аллах: “А разве ты не уверовал?”». Тот сказал: «Да! Но чтобы сердце мое успокоилось» (2:262). Тогда поднялся Катада разгневанным и поклялся более ни о чем им не сказывать.

IV

Т. III, часть 1, с. 135–137

Рассказал ал-Хасан б. ‘Али, кади Марва³². Был Абу Ханифа одним из самых мудрых людей. [Случилось же вот что]. Был [некий] муж, что украшался внешним благолепием и явным благообразием. Одевался он подобающим образом. И вот пришел к нему [другой] муж, отдал первому на сохранение немалые деньги и отправился в паломничество. Когда же исполнил он обязанность свою, вернулся к сотоварищу своему и потребовал то, что отдал на сохранение. [Первый же человек все] отрицал. [Хозяин денег] стал настаивать, но другой [упорствовал], так что [владелец суммы] едва не сошел с ума. Посоветовался он с надежным своим другом, и тот сказал ему: «Отступись от [обманщика] и ступай к Абу Ханифе – от него тебе исцеление. И вот отправился к [Абу Ханифе] тот муж, уединился с ним, рассказал ему о деле своем и поведал ему повесть свою. Сказал тогда Абу Ханифа: «Никому не рассказывай об этом, уходи спокойным и вернись ко мне завтра».

Когда же настал вечер, уселся Абу Ханифа по обычаю своему, и собрались к нему люди. Стал он испускать глубокие вздохи всякий раз, когда спрашивали его о чем-либо. Сказали ему об этом, и сказал он: «Тем (он имел в виду власти) понадобился человек, чтобы отправить его судьей в [некое] место». Сказали тут люди: «Избери, кого пожелаешь – ведь рядом с тобою только звезды». Опустил тогда [Абу Ханифа] рукав свой, остался наедине с тем, кому [оставили] на сохранение [деньги], и сказал ему: «Желаешь ли, чтобы я назвал тебя?». Явил тот сдержанность, а Абу Ханифа сказал: «Доставлю я тебе то, чего ты хочешь». И ушел [тот] муж радостным, предаваясь мечтаниям о многообещающей должности и достойном положении.

Пришел владелец денег к Абу Ханифе, и сказал ему [ученый]: «Ступай к знакомому твоему. Не сообщай ему о том, что между нами. [Однако] упомяни обо мне вскользь, и ни о чем не заботься». Тогда отправился владелец денег, оставленных на сохранение, к [тому] мужу, потребовал у него [достояние свое] и сказал: «Верни мне мои деньги, а не то пожалуюсь на тебя Абу Ханифе». Услышав это, [нечестный] муж отдал [доверителю всю сумму] сполна. Тогда пошел [этот] муж к Абу Ханифе и сообщил ему о возврате ему денег. [Абу Ханифа] же сказал ему: «Ничего не сообщай [тому человеку]». Когда же [недостойный] муж прибежал, исполненный вожделения [получить] должность, посмотрел на него Абу Ханифа и сказал: «Подумал я о деле твоем и отстранил участь твою от судейства».

V

Т. III, часть 1, с. 160–161

Рассказал ‘Абд ар-Рахман б. Касир³³. Отправился некий иноплеменный царь на прогулку и отстал от спутников своих. Добрался он до [какого-то] сада, увидел там женщину, обладательницу стати. Сказал он ей: «О женщина! Подобной тебе не пристало находиться в этом месте». Сказала она: «Так бывает с людьми, если нет у них царя, что надзирает за делами их». Сказал [царь]: «В чем дело?». Сказала она: «Умер мой муж и оставил на мое [попечение] домочадцев. И [также] оставил он земельное владение, которым мы жили. Утеснил нас царский вазир³⁴ и отобрал [то владение]. Отправилась я тогда к кади, прося у него защиты, однако не выказал он мне справедливости. Пришла я к хаджибу³⁵, чтобы впустил он меня к царю, однако не сделал он [этого]. Сказал ей тут [царь]: «Возьми эту грамоту, отправляйся с нею к начальнику аш-шурты³⁶ и вручи ему [послание] – окажет он тебе справедливость». Сказала [та женщина]: «Не надеюсь я на справедливость». Сказал [государь]: «Не повредит тебе эта грамота, а то и принесет пользу». Написал он ей грамоту. Тогда пошла она к начальнику аш-шурты. Увидев грамоту, облобызал он ее, кликнул палачей и сказал им: «Повелевает мне царь, чтобы встал я, а вы принялись бить меня плетьми, так чтобы оросились кровью пяты мои». После встал он, и побили они его. Затем сказал он: «Велит мне царь измазать сажей лицо мое и усесться на верблюда лицом к хвосту. Поведут верблюда, и я на нем, пока не прибуду к царской двери».

Сказал [‘Абд ар-Рахман б. Касир]. Когда же прибыл [начальник аш-шурты] к царской двери, сказал ему царь: «Что заставило тебя [поступить так], что когда пришла к тебе женщина с жалобой на обиды, не дал ты ей удовлетворения?». Сказал [тот муж]: «Устрашился я вазира». Тогда отрубил [царь] вазиру голову. После возвратил земельное владение [той] женщине и детям ее и сказал: «Царство стоит лишь на справедливости. Если же [покоится] на гнете, то это [взимание] поборов, а не царство».

VI

Т. III, ч. 1, с. 161–162

Сказал ал-Ма’мун³⁷: «[Дарует] Аллах неисчислимые милости во время невзгоды. [Однажды] покрылось волдырями тело мое. К тому же чувствовал я слабость. Так что из-за этого не мог я [угомониться] в постели, потерял покой и возмечтал о смерти. Как-то ночью [пребывал] я в таком [состоянии]. Челядь спала, а [весь] мир был освещен луной. Был я бессилен изза длительной лихорадки и страха, что болезнь усилится. Опротивела мне жизнь, и дышал я с трудом. Но вдруг взлетел от основания ложа скорпион со вздыбленным хвостом. Сказал я тогда в душе моей: “Поистине, мы принадлежим Аллаху³⁸… Это смерть”. Не было у меня моченьки, чтобы зашевелиться и позвать [на помощь], и смирился я. [Скорпион же] все бежал своей дорогой, пока не достиг пределов тела моего. После принялся он ползать по членам моим и добрался до области ребер. Затем ударил он меня со всей своей силой, и проник [в меня] жар [этого удара]. Потерял я сознание от ужаса [такого] видения и от боли, [причиненной] ударом. За обмороком последовал сон, и пробудился я лишь с первыми лучами солнца. Когда пришел я в себя, не обнаружил того [состояния], в котором пребывал накануне, ни в большом, ни в малом. Я тотчас же поднялся, почувствовал себя как обычно и вновь обрел здоровье. И словно не со мною это произошло».

VII

Т. III, ч. 1, с. 322–323

Сказал Исхак б. Ибрахим ал-Маусили³⁹. Рассказывал мне [некий] муж из людей вежества⁴⁰. Он сказал: «Была у [одного] молодца из курайш⁴¹ опрятная, прекрасноликая, хорошо воспитанная молодая служанка, и восхищался ею [тот] молодец. Однажды впал он в нужду, и потребовалась ему цена [той девушки]. Повез он ее в Ирак времен ал-Хаджжаджа⁴² и продал ее. Оказалась она у ал-Хаджжаджа. Прислуживала она [эмиру]. И вот приехал к [ал Хаджжаджу некий] молодец из сакиф⁴³, поселил его [наместник] поблизости от себя и стал с ним ласково обращаться. Вошел однажды [тот юноша] к [эмиру], а служанка гладит ал-Хаджжаджу ногу. Был молодец красив и статен. Принялась служанка исподволь на него поглядывать. Заметил это ал-Хаджжадж и сказал молодцу: “Есть ли у тебя родня?”. Тот сказал: “Нет”. Сказал [властитель]: “Возьми [эту] служанку за руку, доверься ей и будь с нею ласков, а я тем временем рассмотрю твое дело”. Взял тогда [молодой бедуин невольницу] за руку и радостно отправился к пристанищу своему. Возлег он с нею, а она до зари от него сбежала. Проснулся [молодец] наутро и не знает, где она. Стало это известно ал-Хаджжаджу, и велел он глашатаю провозгласить: “Снимается покровительство с того, кто приютит молодую служанку – а дело ее [заключается] в том-то и том-то”. Вскоре ее привели. Сказал тогда [эмир]: “Ах ты, врагиня Божья! Была ты среди наидражайших людей для меня. Поэтому избрал я для тебя племянника своего⁴⁴, юношу прекрасного лицом, – видел я, что исподволь поглядываешь ты на него. Вручил я тебя ему и дал ему касательно тебя распоряжения. Однако едва ночь стемнела, как сбежала ты”. Сказала она: “Господин мой! Выслушай повесть мою, после делай, что тебе угодно”. Сказал [ал-Хаджжадж]: “Говори”. Сказала [невольница]: “Была я у такого-то курайшита. Восхищался он мною. И вот, потребовалась ему цена моя. Тогда повез он меня в Куфу. Когда оказались мы недалеко от [города], приблизился он ко мне и лег на меня. Но тут услышал он львиный рык. Тогда вскочил с меня [хозяин мой], выхватил меч свой и убил [зверя]. [После] вернулся он ко мне и исполнил потребность свою. А этот твой племянник, когда стемнела ночь, приступил ко мне. И вот [пребывает] он на чреве моем, как упала с потолка мышь на спину его. Тут он с шумом испустил газы и повалился в обморок. Всю ночь ворочала я его, шевелила и брызгала водой ему в лицо, а он [все] не приходил в себя. Устрашилась я, что обвинишь ты меня в убийстве его и сбежала”. Не сдержал ал-Хаджжадж души своей и сказал: “Не сообщай об этом никому – ведь это позор”. Сказала она: “Только не возвращай меня к [племяннику твоему]”. Cказал [наместник]: “Будь по-твоему”».

VIII⁴⁵

Т. IV, с. 171–175

Собрались четверо ловкачей. Звали одного из них Сахнат (Сардина), другого – Хармала (Куцая Одежка), третьего Газван (Настырный), а четвертого Танфаша (Босяк). [Был] с ними безбородый отрок, что желал отдаться каждому из них, а каждый из них хотел [заполучить отрока этого] себе. Обратились они тогда к [некоему] старцу из своих, [чтобы] он их рассудил. Сказал тогда старец: «Пусть каждый из вас расскажет о содеянном им и о том, на что он способен, дабы сообщил я отроку и отправился бы он к тому, к кому пожелает». Поднялся тогда Сахнат и сказал: «[Клянусь] родней твоей матери, я Хаман⁴⁶, я Фира‘ун⁴⁷, я ‘Ад⁴⁸, я шайтан необрезанный, я волк бурый, я мул норовистый, я война жалящая, я верблюд взбесившийся, я носорог неодолимый, я слон похотливый, я напасть огнедышащая, я верблюдица шальная, я труба воинская, я барабан, [коим собирают] народ. Зло и позор, что от меня, – под замком. Наношу удары во сне и бодрствуя. Ягодицы у меня плоские, и обе створки закрыты. Если бы отрубил мне Господь твой голову, через год отросла бы она.

Поднялся Хармала и сказал: «Я шут гороховый⁴⁹. Заперли меня [однажды] в [каком-то] оазисе. Съел я [всех] львов, что там [водились], и устроил так, что трава закипела. Я – ожерелье, [дарованное] Аллахом, что окунулось в море ал-Кулзум⁵⁰. Если заговорит со мною некто, словно львенок наглый, то привяжу я волосики носа его к волосам зада его, и так сотру его в порошок⁵¹, что ежик почует запах ветров его. Если же кто ко мне обратится, я так стукну его, что размозжу кости его, и за месяц их не соберешь. А промолвит он [хоть слово], проткну ему нос и приколю его к бурдюку, дам ему оплеуху и оторву голову. Питаюсь я горьким соком алоэ⁵², умащаюсь кровью, а [грызу я, словно] орехи, головы змеиные. Это я основал ремесло ловкачей и нашел пристанище среди бродяг – эх ты, сын землеройки, чесальщицы, подметальщицы, [что мужские органы] щупает и возбуждает! Говорите, чей черед настал!»⁵³.

Сказал тогда Газван: «Что ты скажешь мне, сын бродяжки? Я – и мощь, и осторожность, что [во мне] смешались. Я – скала. Я – отец Иван Кисра⁵⁴. Переставил я с места на место покои [дворцовые] и строения крытые. Рвал я сердца у тварей [Божиих]. [Если сойдутся] две рати, то я самый бесшабашный [среди витязей], самый [отважный] рубака в обоих воинствах. Сотоварищи мои Саййах Тумак, Джа‘фар Сукин Сын, Муса Кусок Дерьма, ‘Иса Винный Бурдюк, Каркавайх Торговец Бобами, Марух Вымогатель и Нафтавайх Ругатель. Перенесите меня, [клянусь] Светом, [исходящим от] Аллаха, в ашШаш⁵⁵ и Фергану⁵⁶ и возвратите меня в Танджу⁵⁷, Ифранджу⁵⁸, Андалус⁵⁹ и Ифрикию⁶⁰. Отправьте меня к Каф⁶¹, в [страну, что] за ромеями⁶², к Стене, к Йа’джудж и Ма’джудж⁶³, в место, что не достиг Зу-л-Карнайн⁶⁴ и о котором не ведал ал-Хидр⁶⁵. Был я при родах гули⁶⁶, нес я похоронные носилки шайтана. [Да быть] мне Фир‘ауном, обладателем кольев [палатки] (89:9)⁶⁷, не высокомерным, если не накажу я тебя. Шел я семь [дней] без головы⁶⁸. Порвал я себе жилы о камень. Раскололась о кости мои всякая коса. Если храпну я разок, то разрушатся кельи христианские и сокрушатся идолы иудейские. Коль укусит меня, [клянусь] Светом, [что исходит от] Аллаха, лошадь и если заговорит со мной Иблис, то онемеет. А если увидит меня ифрит, убежит прочь! Кто [посмеет] держать речь после такого?».

Заговорил Танфаша: «Убил я тысячу и ищу [другую] тысячу, сын служанки и брат потаскухи. Ты [еще] смеешь хмуриться передо мною, приниматься срамить меня и оспоривать меня одним словом за другим! Разве не знаешь, что голова у меня круглая, борода подобная кинжалу, нос остро отточенный, а задница молчаливая. Знаменит я во [всех] краях, [мастак] головы рубить, и не годится [для меня] меч деревянный. Я – весна, [приносящая влагу], если у людей засуха, я – богач, коли умножилось разорение. Я более знаменит, нежели праздничный день – спроси обо мне [хоть немое] железо языком неведомым. [Одно] мое яичко, ей-богу, стоит тысячи. И если высидеть его, то вылупится тысяча шайтанов. Это я заткнул ан-Намруду⁶⁹ широкий рот и надел седло на льва. Я пес и гавкаю. Я – колдовство. Я – Ибн ал-Джалнади б. Канкар, сын эмира Тахира Кривого⁷⁰. Если заговорит со мной муж с головой из меди, а ноги – свинцовые, отвешу я ему пару тумаков, так что нос его окажется на затылке. Я поток полноводный, я укор, на который не возразишь, я тот, кто срывает мосты. Играючи, приласкаю я тебя и тихонько пущу ветры, словно суфий. Шайтана, что мне [покровительствует], зовут Саклаб (Перевертыватель). Я тверже камня, надежнее в пути, нежели куропатка, сообразительнее ворона, осторожнее сороки, горячее страстями, нежели муха, упорнее жука навозного, ядовитее извести, более жгуч, чем противоядие, сильнее яда, горше колоквинта⁷¹, славнее жирафы. Я – мутная волна, я деяние трудное. Голова у меня – наковальня. Что думаете? Кто слово молвит?». Тут промолчали собравшиеся, а отрок выступил вперед, взял [Танфашу] за руку и сделался его другом.

IX

Т. IV, с. 192–196

Был Айман б. Хурайм ал-Асади⁷² [мужем] крепким и постоянно говорил о соитии. А Му‘авия б. Абу Суфйан⁷³ ослаб. И сказал однажды [государь Айману]: «Айман, что осталось тебе из еды, питья и силы?». Тот сказал: «Съедаю я миску, полную сала и кореньев. Выпиваю огромный мех [вина]. Не застаиваюсь, скачу на резвом жеребчике и гоню его что есть сил. Совокупляюсь я с ночи до зари».

Сказал [рассказчик]: «Огорчило это [Му‘авию], и очернил он [Аймана] в душе своей. Дело в том, что Фахита⁷⁴ слушала [эту беседу] из-за занавеси. Стал Му‘авия после того неприветлив с [Айманом]. Пожаловался Айман на это жене своей, и сказала она ему: “Возможно, ты совершил [некий] проступок или разгласил [какую-нибудь] тайну”. Сказал он: “Нет, ей-богу, за мной проступка”. Сказала она: “Расскажи мне, что у вас с ним случилось в последний раз”. Тогда поведал [Айман жене своей эту] повесть. Сказала она: “Вот из-за чего разгневался на тебя [государь]”. Сказал он: “Исправь же то, что я испортил”. Сказала она: “Избавлю я тебя”. Пришла она к Му‘авии и застала его принимающим людей. Вошла она тогда к Фахите. А та говорит: “Что с тобой?”. Отвечает [жена Аймана]: “Пришла я пожаловаться Му‘авии на Аймана”. Та говорит: “А в чем дело?”. Эта сказала: “Не ведаю, мужчина ли он или женщина. Не задрал он на мне платья с тех пор, как женился на мне». Сказала [Фахита]: “А что же он рассказывал Му‘авии то-то и то-то?”. Сказала [жена Аймана]: “Это ложь”. Тут вошел Му‘авия и говорит: “Кто это такая?”. Сказала [Фахита]: “Это супруга Аймана. Она пришла на него пожаловаться”. Сказал [халиф]: “Что с ней?”. Сказала [Фахита]: “Утверждает, будто не знает, мужчина ли он или женщина, потому что не задрал он на ней платья с тех пор, как женился на ней”. Сказал [государь]: “Так ли это?”. Сказала [женщина]: “Да. Разлучи нас с ним, да разлучил Аллах [Аймана] с духом его!”. Сказал [Му‘авия]: “Не лучше ли этого [какой-нибудь] твой двоюродный брат, а то ты претерпеваешь от [супруга своего уже целый] век?”. [Женщина] же не согласилась [развестись с Айманом]. А Му‘авия все уговаривал ее, пока она не утихомирилась. Тогда одарил ее [государь] и милостиво с нею обошелся.